На кладбище Невинных (СИ)

— Ладно, мне пора. Может, и вправду, всё глупые подозрения, — вздохнул он. — Обрывки пустых снов, как говорят в Италии, sonno agitato, sogno premonitore…  — Сен-Северен уходить, однако, не торопился. Он решил на прощание бросить ещё один пробный шар, бросить, ни на что не надеясь, но шестым чувством понимая, что это сделать надо, даже если он получит ещё одну порцию той же упорной лжи. Он ничем не рисковал.

Жоэль уставился в лицо д'Авранжу, когда-то сопернику, теперь — противнику. Напрягся, вглядываясь, стараясь не пропустить ни единого движения перекошенного пьяного лица.

— Мне почему-то постоянно видится один и тот же сон, я ведь, ты знаешь, sensibile, — проговорил он на выдохе. — Это почти осязаемое видение: карета с закрытым накидкой гербом, ночное небо, какой-то странный petite maison где-то у таможни Вожирар да кладбище Невинных…

Жоэль выиграл.

Лицо д'Авранжа побледнело, кровь, отлившая от щёк, тут же прилила к ним снова, вызвав на них алые пятна. Было заметно, что скулы Камиля страшно напряглись и он делает над собой нечеловеческое усилие, чтобы не выдать волнения, но, пьяный, не может контролировать себя. Аббат же поправил на шее шарф и лениво попрощался.

Д'Авранж нервно кивнул, но ничего не сказал на прощание.

Аббат с трудом, ощущая неимоверную усталость, взобрался в экипаж. Если раньше, после прошлой встречи, ему стало стыдно за свою былую глупость, когда он пытался обрести в этом человеке друга, то теперь он откровенно злился на себя. Какое общение может быть у Христа и Велиара? О чём только думал? Вон Сена, тёмная вода, чьи берега стянул камень набережной! Верно, земля должна ограждать себя от воды, способной размыть её в грязь. Гранитную преграду надо ставить между собой и этими людьми! Любить нужно своих врагов, но никто не велел любить врагов Божьих и целовать в уста мерзопакостные адептов дьявола. Анафема, маран афа!

Дома Жоэль уединился у камина, пригубил принесённое камердинером вино, поблагодарил Галициано и углубился в размышления. Если подсчёты графини верны, на следующую охоту Сатана выйдет через три дня. Всё это время Стефани де Кантильен проведёт в доме де Кастаньяка. Это упредит удар негодяя. Остаётся надеяться, что мадемуазель в безопасности. Район Ле-Аль оцеплен, но это без толку. Рetite maison де Конти. Местечко, что и говорить, подходящее. Таможня Вожирар. Д'Авранж недаром побелел. Он, Жоэль, угадал.

Но тогда получается, осенило его, что Сатана — един в трёх лицах! Герцог не может не знать, кому открывает ворота своей загородной резиденции. Следовательно, он — либо участник ночных бесовских шабашей, либо даже заправила! Камиль д'Авранж, пользуясь своим дьявольским, подлинно дьявольским талантом внушения, заставляет девиц приходить к нему в карету, что бы он там не врал, он причастен к этой мерзости. Правда, карета Камиля отнюдь не наимоднейшая, как описывал де Шаван… Но как бы то ни было… Камиль заманивает жертв, а герцог… нет, покачал головой аббат, он забывает третье лицо дьявольской троицы… Реми де Шатегонтье. Ему де Сен-Северен без сомнений отдал бы пальму первенства в этом триумвирате. Леру-то, пожалуй, прав. Камиль — дурачок, а всё задуманное носит печать ума страшного. Разнузданного и блудливого, но осторожного, патологически холодного и изощрённо изуверского, притом, подлинно вольтеровского, иронично сардонического и язвительного.

Ума Реми де Шатегонтье? Но так ли это? Реми ничего не выиграл ни на одном убийстве. Подлинно ли он — Сатана? Сам виконт слишком тщедушен, чтобы осуществить такое. Впрочем, силы небесные! Плащ! Ведь на плаще несчастной Женевьёв были пятна пудры. Её откуда-то переносили втроём! Нет-нет, ему не мерещится.

Скажем наперёд, аббат в своих рассуждениях ошибся. Причём, во многом.

Глава 3 «… Я, как только мне Клоди рассказала про этого Сатану-то, сразу и подумал, а не там ли это непотребство творится?»

На следующий день после полудня в Сан-Сюльпис принимали долгожданных гостей — титулярного епископа и отца ауксилиария. Отец Жоэль отвечал только за угощение и ночлег прибывших и искренне надеялся не попасться им на глаза. Однако появившийся вдруг в трапезной отец Эмерик торопливо велел ему идти в алтарь — его хотел видеть его преосвященство. Жоэль перепугался. Он не знал титулярного епископа Флорентина и не мог понять, откуда тот вообще знает его имя. Епископ ждал его у входа и, благословив, долго молчал, разглядывая лицо Жоэля.

— Аббат Шатонеф рассказал мне, он слышал от герцога Люксембургского, что вы исцеляете больных?