На коленях перед врагом (СИ)

- Я собираюсь поспать. Ты утомил меня, Ронни. От тебя шума больше, чем от Антонеллы в ее самые сложные дни месяца. Поэтому просто веди машину. Разбудишь, когда приедем на место.

Криштиану только заскрипел зубами и, не сдержавшись, отпустил Месси хороший подзатыльник. Но тот, как ни в чем не бывало, потер ушибленное место и с усмешкой проговорил:

- Осталось только разбить пару тарелок и ополовинить мою кредитку. Синдром ПМС во всей красе.

- Как же я тебя ненавижу!

- Как скажешь, милый! – спокойно ответил Месси. - Ты тоже мне страшно дорог.

Дальше в машине установилась благословенная тишина, разбавленная шуршанием шин и тихим сопением Лионеля. Криштиану, вглядываясь в исчезающую под колесами мощной машины дорогу, думал о том, что следующие дни станут для него большим испытанием. И совершенно не ошибся.

Дом Стефана находился в сорока километрах от Мадрида, и парни добрались до него спустя час захватывающей гонки на ярко-красном блестящем «Феррари».

Дом был живописно красив. По-настоящему, уютно и невероятно интимно. Он находился в сосновом лесу на берегу совершенно очаровательного озера. В радиусе нескольких километров не наблюдалось ни одной живой души, и эта изолированность от цивилизации настраивала на романтический лад и навевала легкое настроение.

В таких местах было приятно проводить зимнее время с любимой девушкой, сидя у камина и попивая глинтвейн. Или летом, купаясь в хрустально-чистых водах озера, загорать на деревянном настиле, а вечером слушать шепот цикад, пронзительные голоса пресноводных лягушек и настороженную тишину всегда такого гостеприимного леса.

Но Рон был здесь с Лео. Не с Ириной, не с сыном. А с мелким барселонским ушлепком, который имел неприятную особенность бросать его из огня в полымя. Его меткие, саркастичные замечания били точно в цель. Его странное поведение сбивало с толку. Он одновременно и бесил, и заставлял прислушиваться к себе. Настолько сильных эмоций в Роне не вызывал никто. И это было совершенно не тем, что он хотел чувствовать.

Первые сутки, проведенные вместе, стали для них обоих испытанием. Рон и Лео ссорились, нервничали, делили обязанности по дому, игнорировали друг друга, провоцировали и смеялись. Но, в то же время, присматривались, кружили вокруг, словно примеряясь, пытались навязать свои правила, испытывали на выдержку, пытались понять, насколько далеко они зашли, и существует ли вообще путь назад.

Лео был раздражающе, невыразимо спокоен. И только в темных глазах стойко застыл какой-то вопрос, который Рон безуспешно пытался расшифровать.

Шло время.

Но ничего не менялось.

Никто из них так и не решился на тот самый разговор, ради которого все это и затевалось. Лео и Криш словно застыли в ожидании последнего шага, но никто так и не решался переступить черту.

Футболисты много спали, ели, купались в пруду, бродили по замершему лесу, болтая о чем угодно, только не о том, что волновало их обоих. Они готовили, убирали дом, пререкались и занимались сексом. Но тонкая нить ожидания бури с каждым часом натягивалась все туже. Казалось, что одно неосторожное движение заставит ее порваться и выплеснуть в мир всю накопившуюся горечь, все нужные и ненужные слова. Все многочисленные эмоции и страхи.

Поэтому они оба молчали. И лишь в те моменты, когда их тела сливались, а феерические эмоции захлестывали настолько, что почти обрывали связь с реальностью, можно было услышать такие откровенные, полные нужды и завуалированной боли стоны. Те самые, которые можно было бы приравнять к словам. К тем самым словам, которые ни один из них произнести не мог.

Роналду и сам, если честно, не знал, что именно чувствовал к Месси. То, что это были два взаимоисключающих желания, не вызывало сомнений. Два самых страшных, но и самых сильных чувства в этом мире. Любовь и ненависть. Причем настолько мощных, что иногда Рон пугался этих эмоций. Он пытался задавить внутри эти чувства, забыть о них, но в конечном итоге понимал, что все становилось только хуже. Он был не в силах отказаться от Лео. Не мог поставить в этих странных отношениях точку. Он не мог не заниматься с ним сексом, не получалось не думать о нем. Не выходило не чувствовать того, что он чувствовал.

Боль, страх, обреченность, счастье, экстаз и невыразимая, пугающая, ужасная по своей неправильности нежность. Рон ловил себя на мысли, что наблюдает за маленьким аргентинцем, а на губах натягивается глупая, абсурдная в своем счастье улыбка.

Он стал различать весь спектр эмоций, которые излучал Месси. Например, Рон знал, что если Лео прикусывает нижнюю губу, то это означало, что в голове у мелкого идет напряженный мыслительный процесс. Если вдруг он прикрывал глаза и запускал пальцы в волосы, то это говорило о том, что Лео чем-то обеспокоен. А если темно-коричневая радужка глаз темнела, а на светлой коже появлялся румянец, то мысли распущенного барселонца приобретали вполне себе не невинный характер.