Чтобы чем-то отличаться от успешной задаваки Афины, она взяла фамилию "Браун-Железнова", присовокупив к отцовской фамилию матери. "Так весомее звучит", – объясняла она.
Несколько лет после окончания Афиной школы, Афина с Александрой не виделись вовсе.
Они не перезванивались.
Не переписывались и не перебрасывались поздравлениями.
И, казалось, вообще забыли о существовании друг друга (а родители, у которых свежа была память о распрях и побоищах за каждый пакет прокладок, не спешили напоминать).
Ситуация резко изменилась, когда у Дмитрия Железнова диагностировали рак мозга.
Афина стала наезжать домой при каждой возможности.
Привозить лекарства. Книги. Проспекты экспериментальных целительских методик и клиник "для людей, готовых рискнуть".
Что только не предпринимала энергичная и уверенная в бесконечности ресурсов и целительском потенциале человеческого организма Афина! Чего она только не советовала! Каких только невозможных консультаций медицинских светил не добивалась!
Но все ее инновационные предложения касаемо лечения и поддержания в тонусе "папусика" наталкивались на глухую стену консервативного непонимания со стороны близких.
"Давай оставим его в покое... Умоляю тебя... Врачи говорят, так будет лучше... В конце концов, они знают, что делают!" – Просила деликатная и бесконечно пассивная Наталья Евгеньевна Браун, вытирая слезы.
"Папа не хочет ничего из того, что ты предлагаешь!" – Злобно шипела Александра, рослая, наглая, с прямым резким взглядом голубых глаз, а в соседней комнате громко трезвонил ее неутомимый телефон, его с утра и до ночи обрывали настырные кавалеры.
Тем временем отец уволился из школы.
Отец похудел на двадцать кило.
Отец потерял интерес к жизни. Его глаза погасли.
А еще через год, сумеречным январским утром, Дмитрий Железнов умер в санатории на озере Селигер.
На поездке в этот санаторий настояла Александра, хотя Афина и предупреждала ее, что климат на Селигере для раковых больных совсем неподходящий, тем паче зимой.
В общем, Афина как-то незаметно начала винить в ранней смерти отца мачеху и сестру. Ведь это они пренебрегали его здоровьем! Портили ему нервы! Потакали его слабостям! Кормили его всякой вредной для здоровья дрянью!
А мачеха и сестра в свою очередь обвиняли Афину в настырности, прожектёрстве, склонности скандалить и бесконечно всё драматизировать, в желании быть святее самого Папы Римского...
Теперь, когда Афина думала о семье, ей вспоминалось лишь самое неблаговидное.
"Ну и что, что папе нельзя беф строганов? Но он же хочет беф строганов! Он просит именно беф строганов с жареной картошечкой! И я ему готовлю то, что он просит!" – Оправдывала Наталья Евгеньевна свои каждодневные отступления от прописанной врачами диеты.
"Да, это я подарила ему наручный визор! – Признавала Александра, сверкая глазами. – Чтобы он мог смотреть свою любимую передачу даже в сквере возле фонтана! Что значит "он и так пялится в визор по десять часов ежедневно?" Сколько хочет, столько и пялится! Не наше с тобой дело! Он взрослый человек и может сам решать за себя!"
И так далее и тому подобное...
"Два мира – два мозга!" – мрачно язвила по этому поводу Афина.
Нет, после смерти отца они с Александрой больше не ссорились. И, разумеется, больше не дрались.
Они просто не общались.
И каждый нес в душе ледяного ежа обиды...
Глава 14. Чудесное спасение
Май, 2622 г.
Остров Среда, архипелаг Буровского
Планета Грозный, система Секунда
Афина вздрогнула и вмиг вышла из дремотного оцепенения – ее потревожил звук, похожий на далекий раскат грома.
Она выскользнула из спального мешка, пахнущего одеколоном "Ветка сирени", и на четвереньках выползла из палатки. Стены палатки тревожно надувались на приморском ветру.
Небо было ясным, переполненным воздухом, многозвездным.
Она огляделась.
Над островом Воскресенье, ровно там, где прошедшим днем ягну завязали бой с "грифами" (которые были, конечно, никакими не "грифами", а джипсами), летел одинокий флуггер.
– Гриша, это за нами! Вставай! Они увидели костры! – Радостно заорала она.
Из палатки явился Григорий – подслеповатый и, как всегда со сна, туго соображающий.
– Кто? Кто увидел? – Спросил он, не прекращая попыток высморкаться в носовой платок.
– Наши, – уверенно ответила Афина.
В самом деле, спутать флуггер земного производства с паладином ягну или "грифом" было невозможно. В отличие от этих инопланетных летательных аппаратов, нормальный человеческий флуггер использовал классический реактивный принцип движения, и в корме у него всегда горели ослепительно яркие угольки маршевых дюз.
Спустя секунду огоньки дюз померкли.
Это означало, что флуггер завершил вираж и взял курс точно на Григория с Афиной.
– Я пойду пока умоюсь, наверное, – осипшим голосом сказал Григорий. – Ну и побреюсь... Неудобно как-то перед ребятами...
– Не время сейчас, Гриша. Давай лучше схватим по головне из костра и примемся ими размахивать. Чтобы пилот нас точно побыстрее заметил.
– Пожалуй, ты права, – Григорий поплелся за неожиданно бодрой супругой к ближайшему обреченно догорающему костру.