На корабле утро

– А то! В лагере военнопленных вместе сидели, на планете Глагол. Это тут, кстати, сравнительно недалеко… Парсеков восемьдесят.

– И какой он из себя?

– Импульсивный очень. Как щенок… В хорошем смысле.

– Группе аналитиков Генштаба просьба зачехлить языки! – послышался в наушниках глумливый голос пилота Введенского. – Подлетаем.

Наша «Фаланга», подрабатывая маневровыми, заложила элегантный вираж, на ходу выпуская двадцатиметровые телескопические конечности-захваты.

Вот сейчас мы действительно стали похожи на крупного пустынного паука-фалангу, который дал имя летательному аппарату. И хищность в нас проснулась практически паучиная.

Клац!

В шестнадцать «Нарвалов» разом воткнулись удлиненные магазины, снаряженные патронами со штурмовыми безрикошетными патронами.

Клац-клац!

Пулеметчик Демин защелкнул на «Валдае» дюралевую арматуру своего восьмиствольного агрегата «Смерч-9».

Главного «клац» мы не услышали – в безвоздушной пустоте десять конечностей «Фаланги» разом приклеились к куполу чоругского храма на уровне его нижнего среза.

Монструозное полимерное стекло чоругов, о котором так красиво рассказывал Масленников, было уничтожено на площади шесть с половиной квадратных метров в течение одной пикосекунды посредством субквантовой детонации.

«На вашу хитрую технологию, господа раки, у нас свой болт с обратной нарезкой припасен», – злорадно подумал я.

Мы покинули «Фалангу» и оказались перед стеклом второго купола.

Воспользоваться здесь субквантовым детонатором, смонтированным на борту штурмового флуггера, мы уже не могли. И пришлось вскрывать стекло по старинке – плазменным резаком.

Тем временем, к «Фаланге» пристыковался «Кирасир». Используя «Фалангу» как переходной кессон, из него высадились остальные циклопы.

Еще двадцать минут все шло хорошо. Просто изумительно.

В храме мы положили десяток чоругов – сонных, едва живых. Медитировали они, что ли?

Достигли галереи. Воспользовались услугами скоростного эскалатора. Там же, на эскалаторе, нас первый раз обстреляли, но пулемет Демина положил конец этому вялому недоразумению.

Наш дебют в реакторной тоже удался.

Мы перестреляли немногочисленный персонал. Выставили у пультов охрану. И предоставили трем специалистам, коллегам Масленникова, которые шли с нами, полную свободу действий.

После этого я связался с «Суворовым» и отрапортовал о благополучном выполнении задачи.

– Спасибо, товарищ капитан, – ответил мне Алексей Романович Бык.

И, хотя я не спрашивал, он радостно сообщил:

– У «Скорпионов» тоже дело движется. Они взяли диспетчерскую и теперь наши ученые осваивают управление Х-воротами. Надеемся, в общем, на товарища Масленникова… Только бы не подкачал!

Когда у начальства развивается излишняя болтливость – жди беды.

Не успел я услышать от Быка «конец связи», как одновременно исчезли и связь, и свет.

Да, мы располагали достаточно точными схемами реакторной и Х-ворот в целом.

Да, я знал, что это гигантское помещение, размером с десять футбольных полей и высотой в полторы Спасских башни, имеет свыше двадцати различных входов и выходов, не считая отворов всевозможных технологических шахт.

Да, мы приняли меры. Все меры к тому, чтобы превратить реакторную в неприступную крепость.

За те семь минут, пока мы безраздельно господствовали в этой цитадели, мои циклопы заминировали все двери, наиболее подозрительные шахты, щедро расшвыряли пригоршнями сотни датчиков движения и обустроили четыре опорных пункта, один из которых находился прямо на «хоккейной шайбе» – чудовищном рабочем блоке реактора в слепой зоне магнитных лазеров.

Но еще двух минут нам не хватило…

Пятнадцатым пунктом в списке тактических мероприятий значилось двухэшелонное минирование шлюзового бокса.

Это направление я посчитал самым безопасным, поскольку шлюзовые двери, согласно разведданным, были наглухо заварены. Но даже если бы чоруги попробовали воспользоваться шлюзом, предварительно взломав или вырезав двери, им, как я полагал, пришлось бы для начала подлететь к шлюзу на планетолетах.

Но ведь наши «Орланы» должны были надежно прикрывать подходы к реакторной из космоса!

В общем свет погас.

Когда четверо саперов из взвода Пешина подошли к боксу, на ходу переставляя взрыватели мин в боевое положение, все три шлюза раскрылись с сухим хлопком пистолетного выстрела.

В кромешной тьме ритмично задергались длинные выхлопы пламени чоругских штурмовых винтовок.

Пораженные разрывными пулями, мины взорвались прямо в руках у саперов.

Наш пулеметчик в опорном пункте на рабочем блоке реактора среагировал молниеносно. И все равно не успел.

Чоруги уже прыгнули и, разминувшись с потоком пуль в миллиметрах, приземлились на стены и потолок реакторной.

Да-да именно так. На стены и потолок.

Это были пресловутые эзоши – чоругские разведчики-диверсанты.

Наши, так сказать, коллеги…

В отличие от чоругских офицеров флота, которые практиковали прямохождение, и, если бы не клешни и лишняя пара конечностей над ними, могли бы даже сойти за гуманоидов, эзоши и в обычной жизни бегали, по-паучьи стелясь над землей, используя шесть конечностей из восьми.