На корабле утро

– Д-да… С-сейчас… Я тут был з-занят блокировкой всех воз… возможных внешних управляющих каналов… Согласно плану Сильвестра Константиновича, – уточнил Лейкин извиняющимся тоном. – Если этого не сделать, чоруги смогут в любую минуту…

– Да не важно, – беспардонно перебил его я. – Ты скажи, что со светом?

– С-судя по всему, перед нападением чоруги смогли подсоединиться к одному из узлов вспомогательной энергосистемы и путем б-банальнейшего короткого замыкания…

– Стоп! Три слова или меньше! Ты можешь включить какой-нибудь свет?

– Вряд ли… Разве только аварийно-монтажную подсветку на рабочем б-блоке…

– Давай на блоке! Хоть что-нибудь давай! – рявкнул я.

Обычный, «повседневный» цвет чоругских светильников – зловещий багровый. Он ассоциируется у них с покоем и уютом, ибо родное солнце чоругов – невеселый красный карлик. Уж не знаю почему – возможно, таков в их представлении цвет опасности – но аварийная подсветка была у чоругов лазурно-голубой. И притом куда более яркой, чем их штатное освещение. Сюрприз!

Вверх и в стороны от рабочего блока ударили десятки снопов искристой лазури.

Теперь стало видно то, что раньше было только «понятно»: дно реакторной затоплено маскировочным дымом. То здесь, то там дым бурлил и озарялся вспышками – это вели огонь мои циклопы. А наверху, в ярком свете, сновали юркие эзоши, причем их распределение по потолку реакторной сильно меня обеспокоило.

Они явно готовились к молниеносному броску к пультовой – прямо на меня.

– Пулеметчики! Сейчас они полезут к пультам. Сделайте выводы!

– Мой вывод, командир, уже перегрелся слегонца, – проворчал Демин, похлопывая ладонью свой «Смерч». – Но мысль я усвоил…

– Товарищ капитан, – в радиообмен включился Хамадеев, – прошу разрешения подорвать мины, установленные на потолке реакторной.

– Зачем? – не понял я.

– Да хочется как-то эту нечисть… вниз струсить.

– Сейчас, погоди, – ответил я Хамадееву и обратился к Лейкину:

– Что скажете, если все разом мины рвануть, ничего важного не накроется?

Лейкин засопел.

– Э-э… Не знаю… Честное слово… Но лучше не рисковать… Мой вам совет – лучше включите систему пожаротушения.

– А что она собой представляет?

– Четыре десятка форсунок на потолке, – отвечал Лейкин. – И около сотни – на стенах. Рабочее тело – газ-пиродепрессант.

– И что им от этого газа сделается? Они же в скафандрах все!

– Если верить техдокументации, впрыск пойдет под давлением сто атмосфер. При этом газ создаст реактивную тягу, под воздействием которой форсунки начнут авторотацию с порядочной скоростью… Температура на всех поверхностях в районе форсунок резко упадет…

– Короче говоря, чоругов сдует – верно? – догадался я.

– Кого-то сдует… Но, главное, используемый чоругами пиродепрессант имеет склонность к конденсации. На потолке и стенах образуется своего рода каток, понимаете? И они уже не смогут перемещаться по нему с той же скоростью, что раньше… Сцепления с поверхностью у них не будет…

– Каток? Люблю катки… – задумчиво сказал я.

Лейкин не был бы ученым, если бы не поспешил добавить:

– Впрочем, это всего лишь мои предположения… Я размышляю по аналогии с одним случаем, который имел место на Харьковском авиакосмическом заводе… Я там практику проходил, в студенческие годы… И вот, помнится, загорелись разом два стенда с плазменными двигателями…

Я так и не узнал, что за ЧП произошло на Харьковском авиакосмическом. Потому что в этот момент эзоши ринулись в атаку.

Три группы эзошей по три-пять раков каждая открыли шквальный огонь на подавление наших пулеметчиков. А штурмовая группа – особей десять – подрабатывая реактивными ранцами, запрыгала зигзагами к пультовой.

Эти головорезы атаковали без стрельбы. Только в передних конечностях каждого душераздирающе выли циркулярные электроножи. Вгрызается такой ножик в «Валдай», и уже на второй секунде дела твои плохи… Не спасает «Валдай» от электроножей.

– Включай свое пожаротушение, – сказал я Лейкину.

Я ожидал, что Лейкину достанет одного нажатия кнопки. Но нажав одну кнопку, он нажал еще штук пятнадцать, а потом принялся лихорадочно вращать какие-то штурвальчики.

Эзоши были уже совсем близко. Двое из них, прогудев великанскими майскими жуками, плюхнулись прямо перед нами.

Бронестекло брызнуло бриллиантовой пылью под ударами электроножей.

Лейкин сгорбился и заскулил от ужаса.

Крушков, это был его звездный час, с какой-то нечеловеческой матерщиной выкатился из пультовой, заливая чоругов потоками смертоносного вольфрама из двух «Тульских Шандыбина» (кстати, снова же по-македонски!).

И тут наконец реакторную наполнил резкий, буравом ввинчивающиеся в мозг, шипящий свист – это из форсунок ледяными рапирами ударили струи пиродепрессанта.

Эзоши кубарем полетели вниз.

Кто-то успевал в последний миг дать тягу на реактивном ранце и худо-бедно приземлялся.