Вместо ответа девушка плюнула в лицо своей похитительницы. Последняя невозмутимо вытерла этот плевок со своего лица, а затем из-под капюшона сверкнули глаза желто-зелёным отсветом.
— Что ж, ты сама это выбрала, — сказала та и достала из-за пазухи короткий обоюдоострый кинжал, который переливался, то серебристым, то чёрным цветом. – У тебя ещё есть шанс передумать.
— Пошла ты! На этот раз ты нас не остановишь, — говорила Либби, правда, теперь её голос слегка дрожал, а глаза поневоле косились на это небольшой кинжал.
— Сколько же мне раз это говорили? – задумчиво размышляла похитительница. – Десять, может двадцать раз… Хотя нет… Больше… Я не считала…
Руки у Либби вдруг оказались свободны от верёвок, но всё равно та не могла пошевелиться, словно, в конечностях не было костей.
— Тогда приступим… — ледяной и пробирающий до мурашек голос известил о начале. А ещё эти глаза, отливающие то зелёным, то желтым светом вызывали приступы подсознательного страха.
Первый надрез был сделан быстро, поперёк вен на правой руке, но лезвие до них не достало. Одновременно с этим рана начала пузыриться, словно туда налили газировку. Либби закричала так громко, как только могла, поскольку боль была поистине дикой, хотя рана была поверхностной.
— Это только начало, Либби. Я могу пытать тебя до самого утра, безостановочно. Я успею свести тебя с ума, убить и реанимировать, дать тебе возможность свыкнуться с тем, что от тебя отстали, а потом всё заново… Так что лучше говори.
— Ни за что! – рычала уборщица, сквозь зубы, стараясь справиться с чувством боли.
Вторая колотая рана на правой ноге, в нервный узел. Похитительница и палач в одном лице, даже слегка поковыряла рану кончиком кинжала, чтобы доставить как можно больше боли. Снова пузырящаяся рана, снова дикий крик, который мог разбудить даже мёртвого, но никто не спешил к несчастной на помощь. Не было слышно ни шагов, ни окликов, только громкое эхо, которое никто не услышал.
— Можешь кричать так громко, как тебе позволят твои связки, — скучающе говорила девушка, на этот раз, надрезая кожу на ноге, вдоль кости, царапая при этом саму кость. – И так долго, как они тебе позволят. Тебе никто не придёт на помощь.
Последняя рана пузырилась особенно долго, поскольку глубина разреза была больше.
— Я прекращу всё это только если ты выдашь мне хоть крупинку информации, до остального я дойду сама, — говорила палач, еще и проведя ногтем по кости, тем самым расширяя рану и соскабливая куски мяса.
— Пошла ты! – хрипела и рычала Либби, у неё из глаз пошли слёзы, чисто рефлекторно, поскольку во время криков девушка постоянно закрывала глаза, слёзы шли сами собой. – Мы никогда не сдадимся.
— Знаешь, Либби, и это я тоже слышала, — всё такой же безразличный голос. – Я хоть учусь на своих ошибках, а вас жизнь ничему не учит.
Похитительница замахнулась ножом и, смотря прямо в глаза своей жертве, вонзила кинжал в левую ногу, прямо в коленную чашечку, по самую рукоять. Голос у девушки уже стал срываться, поскольку выдержать такое долго не мог никто. Голосовые связки уже не могли работать нормально, поскольку напряжение было слишком большое. Ещё немного и её дикие крики превратятся в бессвязный хрип.
— Знаешь, почему палачи всегда пытают своих жертв по отдельности? – спросила вдруг мучительница, вытаскивая кинжал, медленно, чуть расшатывая, чтобы доставить как можно больше страданий.
Либби, стискивала зубы, вскрикивала, но горло уже отказывалось слушаться, и изо рта доносились только слабые хрипы.
— Потому что жертва, сосредоточена на своём палаче, — продолжала та, лениво вытирая лезвие кинжала от крови полотенцем, которое взяла неподалёку. – Палач своего рода художник… Ему нужно вдохновение, чтобы как следует мучить жертву. Он питается страхом своего пленника, его криками, яростью в глазах, болью, отчаянием… А вдохновения и фантазии у меня много. Ты даже не представляешь, что я могу с тобой сделать, Либби. Мне нравятся твои слезы, — сказала палач, проведя кончиком кинжала по влажной дорожке от одной из слёз, — они настолько трогательны.
Кинжал сорвался вниз, оставляя уродливую отметину на коже лица, пересекая линию губ и заканчиваясь на подбородке. Сил кричать уже не было, Либби оставалось только беззвучно плакать, но девушка не могла выдать своих, не могла предать. Нужно как можно дольше тянуть время, они настолько близки к цели, настолько, что это дарит чувство эйфории. Либби знала, что если мучительница не справится с заданием, то её убьют саму, а вполне возможно, сделаю что похуже. Но это, похоже, сидящую перед ней «ледяную деву» не заботило.
— Столько крови, и столько боли… И всё ради пустой цели. Ты ведь прекрасно знаешь, что будет, если вам всё удастся.