На край света

– Фрэнсис, ленивый бездельник! Мигом засажу, если слетите со стропа!

Он повернулся ко мне:

– Матросы хуже детей, мистер Тальбот. Там, где вы погибнете по незнанию, они погибнут по небрежности. Позвольте проводить вас до каюты… Нет, что вы, мистер Тальбот, меня вовсе не затруднит!

– Но у вас же дела!

Вместо ответа он опять взглянул вверх.

– Мистер Виллис! Раз уж вас послали на топ, считайте, что вы отвечаете там и за людей, и за работу. Постарайтесь не лишить нас грот-мачты. Ну, мистер Тальбот, – бегом!

К своему удивлению, я обнаружил, что подчиняюсь этому молодому человеку с готовностью, какой не мог добиться от меня даже капитан Андерсон.

Более того, я проскочил через коридор, размышляя о комичности ситуации.

– Виллер, вы свободны. Мистер Бене, прошу садиться.

– Вы, сэр, хвораете. А я телом не болен, но вот насчет души дело обстоит иначе. Печаль наполняет мои паруса. О прелести созданье несравненной, черты твои, бесспорно, совершенны! Я это сотворил, пока стоял полувахту. О, вспомнил, вот так: О прелести созданье несравненной, ты станом и чертами совершенна! Эти строки я выстрадал. Сочинилось целым куском… Печаль своим крылом да не коснется твоей души… «Крыло печали» – довольно удачно, не находите?

Сердце мое сжалось от страшного подозрения.

– Вы с «Алкионы»?

– Откуда же еще – среди этих пустынных вод? Изгнание отныне мой удел… А как вы относитесь к аллитерации? Мы, конечно, еще увидимся, но меня ждут на совещании у мистера Саммерса.

Он живо удалился. Я кликнул Виллера, который, как обычно, торчал неподалеку. Он помог мне снять плащ.

– Вы свободны, Виллер.

Молодой человек с золотыми кудрями и прекрасным лицом, который много недель провел в обществе мисс Чамли! Я испытывал острую тоску, о коей всегда думал, что поэты ее сильно преувеличили.

(11)

Я пришел в себя. Из кают с моей стороны коридора доносился непонятный, постепенно приближающийся звук. В дверь постучали, и обнаружился источник странного звука: плотник, мистер Гиббс, у которого к коленям были привязаны необычные кожаные подушечки.

– Простите, сэр, за беспокойство, но мне нужно проверить обшивку.

– Чего это ради?

Мистер Гиббс поскреб в рыжеватых волосах. На расстоянии в ярд я уловил запах спиртного.

– Дело в том… Простите, сэр, – корпус у нас, говорят, немного разболтался, что вообще-то неудивительно, ведь ему в обед сто лет.

– Да он гуляет, как старый башмак!

Мистеру Гиббсу, казалось, польстила моя осведомленность.

– Именно, сэр. И никак иначе. Ничего страшного, пассажирам беспокоиться не о чем. Удивительно, как это такой джентльмен, как вы, в море без году неделя, а уже разбираетесь, что к чему. Мистер Брокльбанк, когда я у него в каюте смотрел, не больно-то и понял, чего я делаю, но стаканчик мне за труды налил.

Мистер Гиббс сделал паузу, пожирая глазами бутылку бренди. Он опустился на колени и начал извлекать из-под кровати выдвижные ящики, что, учитывая ограниченное пространство, было нелегко.

– Какого черта вы там делаете, Гиббс? Осторожно, мои рубашки.

– Я, сэр, вам оснастку не испачкаю, мне только проверить… так, ага.

– Вы меня не слышите, что ли?

– Мне тут стыки проверить…

Речь его вдруг перешла в вопль. Пятясь, он выполз из-под койки, засунул пальцы в рот и застонал, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Что случилось, Гиббс?

Он продолжал раскачиваться и стенать, держа руку во рту.

– Бренди!

– Если это необходимо – хлебните. Господи, да вы пожелтели!

Мистер Гиббс пренебрег изящным бокалом. Он вынул бутылку из специального углубления над парусиновым тазом, зубами выдернул пробку и приложил горлышко ко рту. Он, похоже, выхлебал не меньше четверти бутылки, прежде чем перевел дух.

– Да вы наберетесь как сапожник!

Он поставил бутылку на место, согнул пальцы и стал на них дуть.

– Столько лет в мастерах, а все попался, как подмастерье! Да уж, обшивка, можно сказать, гуляет. Одни называют это так, другие иначе, а дело-то все одно, верно?

– Последствия угрожающие?

– Да как сказать. Знаете, сэр, то, что судно вот так вышло из ветра, на пользу ему не пошло, ни чуточки. Вот обшивка и гуляет. Какой прок лишний раз толковать о том, что там с судном, хотя, как позабиваешь костыли да распорки во всякую деревяшку на корабле, да коли поминутно носом в обшивку потыкаешься, как кобель суке под хвост, то все о посудине и выведаешь…

– Все?

– Как есть все, не хуже, чем у собственной супружницы, и в голове-то даже точнее, чем когда корабль разложили на плазе. Каждый дюйм, каждый болтик…

– Наш корабль?

Мистер Гиббс сел на корточки.

– Наш корабль, а то как же. И при всем при том, не обойдется, конечно, и без стаканчика-другого…

– Так мы все-таки в опасности?

Мистер Гиббс уставил на меня глаза, хмурясь, словно это потребовало от него больших усилий. Он снова поскреб в рыжеватых стриженых волосах, приходя в себя. Лицо его прояснилось, он улыбнулся. Улыбка, однако, вышла неубедительная.