На край света

Секунду или две он смотрел мне в глаза, затем слегка вздрогнул и как будто пришел в себя.

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

– Да, вот еще, Виллер. Знаете, вы счастливчик. У вас был один шанс на миллион. Не мешало бы и помолиться.

Страшная дрожь сотрясла его с головы до ног. Он склонил голову и, не глядя больше на меня, вышел вон. Разумеется, он не годился в конфиденты; и еще я почему-то чувствовал, что Чарльз Саммерс, во многих отношениях такой чуткий и проницательный, не поймет ничего в делах сердечных. Значит, или мистер Бене, или никто. Бене – ведь он, конечно же, знаком с мисс Чамли, он сам влюблен, он мне посочувствует…

Но как мне отыскать его внизу?

Деверель! Деверель, мой кратковременный приятель, коего изгнали из моей памяти хворь и любовь, если не упоминать о предусмотрительности и неприязни! Деверель в оковах! Я отправлюсь вниз, на поиски арестанта, и как бы случайно встречу мистера Бене и Чарльза Саммерса! В их обществе я расскажу – не о требовании комитета, а о моем к нему отношении. Я корил себя за недостаточную сообразительность и за то, что оставил друга в беде. Единственным оправданием мне служили ушибы и «отсроченная контузия». Надо будет каким-то образом увести Бене от Чарльза и исподволь завязать разговор про «Алкиону» и тамошних дам.

Спускаясь неровными зигзагами по трапам, я репетировал речь. В предыдущий раз я шел в чрево корабля, понуждаемый, если говорить без церемоний, похотью. Теперь, спускаясь во тьме по шатким, скрипучим и сочащимся водой трапам и коридорам, я понял, чем отличается этот поход от предыдущего: глубиной обреченности. Беда «холодной головы», расчетливого и осторожного ума в том, что первая страсть – она же последняя – настигает его запоздало, и тем она сильнее, чем неожиданней.

И вот я спустился в самый низ, в шкиперскую, где, тем не менее, светлее, чем в других местах. Удобнее прочих на корабле устроились младшие офицеры: света у них больше, чем у всех запасшихся свечами пассажиров, вместе взятых.

С потолка свисало целых три фонаря: не бутылки с отбитым горлышком, в какие матросы наливают жир, а тяжелые медные фонари, которые непрестанно двигались. Подобного движения нигде, кроме как на корабле, не увидишь – разве что в балете. Фонари раскачивались одновременно и под тем же самым углом. Или скорее – трудно описать, не имея пера Колли – казалось, что они качаются. Раскачивался, конечно, корабль, а заправленные маслом фонари, удерживаемые собственной тяжестью, висели неподвижно. Это и утомляло, и раздражало. Я посмотрел в сторону; по контрасту с ярко освещенной серединой углы шкиперской казались залитыми густой тьмой. Фонари совершали свой странный танец, и по стенам плыли, меняясь, тени. Едва я вошел, все три фонаря показали мне медные днища, скользнули назад, отбрасывая свет, на миг или два застыли в воздухе и снова двинулись на меня. Ряд танцующих огней сводил с ума! Я с трудом сохранял ясность головы и старался не замечать гадкий вкус во рту.

Мистера Гиббса нигде не было. Напротив меня, за другим концом прикрепленного к полу стола, сидел мистер Аскью, а рядом – престарелый гардемарин мистер Дэвис. Жилистые морщинистые руки мистера Дэвиса лежали на столе. Приоткрыв рот, он уставился в пустоту. Вечное непостоянство фонарей – то свет, то мрак – и огромные тени, однообразно качающиеся на стенах, похоже, лишили его дара речи, зачаровали, и он, словно подопечный доктора Месмера, сидел в бездумном ожидании некоего приказа, который никогда не поступит.

Мистер Аскью мрачно посмотрел на меня, не особо обрадованный моим присутствием. Перед ним стоял стакан.

– И что вам угодно внизу, сэр? Он уже улегся.

Мистер Аскью кивком показал в самый темный угол, где за два конца была подвешена к потолку какая-то бесформенная фигура.

– А мистер Деверель…

– Это вот Джордж Гиббс, мистер Тальбот. Он пришел весь всполошенный, сказал, вы его бренди напоили, а у него конституция такой напиток не принимает. Ну вот, значит, он порцию рома мигом выдул, только его все равно так развезло, что пришлось подвесить койку и уложить его спать. Теперь раньше полудня не поднимется, или я – юная леди.

– Мне нужен лейтенант Деверель.

Мистер Аскью оглядел меня с ног до головы, поставил стакан и достал короткую глиняную трубку. Рука его шарила под столом.

– Мартин, ты куда мою принадлежность задевал?

Он толкнул локтем мистера Дэвиса, который слегка покачнулся и снова замер. Мистер Аскью сунул руку в левый карман гардемарину.

– Ну ты и ворюга, Мартин!

Артиллерист вытащил из кармана длинный предмет, завернутый в холстину, отрезал кусочек с самого конца, утрамбовал его в чашечку трубки, извлек из обрезанной бутылки трут и приложил тлеющий конец к табаку. Затянувшись, он выпустил такое количество вонючего дыма, что я поперхнулся. Я стоял в дверях, держась руками за косяки, и выглядел, должно быть, совершенно глупо.

– Скажите, пожалуйста, мистер Аскью, где находится лейтенант Деверель, и я покину это помещение, поскольку вижу, что мне здесь не рады.