Юля замолкла. Теперь уже она чуть опустила взгляд, когда он смотрел на нее прямо. Неужели ей придется делать выбор… между Йоханом и Катей? Какая мать способна упустить такой шанс?
– Я не понимаю, почему ты настаиваешь на своем, – сказала после изнурительного молчания Юля. – Мы можем попробовать: не получится – так не получится.
– Это замечательно, конечно! – невесело рассмеялся Йохан. – Но если я соглашусь один раз, то скоро ты испробуешь на дочери всех шарлатанов мира.
И тут же он сам себя спросил, зачем так настаивал на своем, зачем вынуждал ее поступить так, как считал правильным именно он? Быть может, это все тянулось к матери, к ее насмешкам над русскими женщинами, суеверными и дикими? А раз так, надо было уступить? Пусть совершает глупость, он просто будет смотреть… Но нет, он ученый, генетик, он не позволит втягивать свою семью в такие авантюры, не позволит водить свою жену за нос, внушать ей напрасные надежды. Даже если и представить себе, что он уступил бы, как он скажет ей? Во рту словно все задеревенело, язык стал неподвижным, он просто не мог дать свое согласие… Стало быть, то, о чем Юля просила, было настолько против его собственной натуры, во всем рациональной и научной, что он даже и принудить себя согласиться не мог.
Тишина затянулась. Юля смотрела на него глазами, вспыхивающими то гневом, то обидой. И тут Йохана резануло по сердцу ножом жалости. Да, она была жалкая, несчастная, одинокая, и он все бы отдал, чтобы именно сейчас оказаться рядом, заключить ее в свои объятия и утешить – лично, не по телефону, уверить ее в том, что все наладится, что после долгого падения в пропасть Катя достигнет самого дна, а затем начнет выкарабкиваться оттуда. Просто она еще ребенок, быстро растущий организм, в котором бурлят гормоны, они-то и мешают организму найти в этой пропасти плато стабильности и остановиться на нем.
Но почему так выходило, что никакие утешения, сказанные по видеосвязи, не доходили до человека? Через электронику можно было передать картинку, звук, слова, но нельзя было передать запахи, чувственные ощущения… и не только это. Получается, через видео нельзя было передать намного большее.
Это вынужденное расставание отнимало что-то из их отношений, оно словно отдаляло их друг от друга. Они оба это чувствовали. Юля, мудрая, разумная, стала бы обижаться на него как ребенок, когда они жили в Германии? Они и раньше спорили и даже, бывало, ссорились, но она никогда не обижалась, не надувала губы, не молчала.
И тут он вспомнил, что уже купил билет и что через две недели прилетит на Тенерифе и восполнит ту брешь, что образовалась и росла в их отношениях.
– Нет, Юля. Наберись терпения. Мы обратим заболевание вспять. Ты же знаешь, я всегда напрямую общаюсь с врачом Кати, мы находим лучшие тактики, статистически максимально эффективные. Просто верь мне, верь научной медицине.
– Я верю, хочу верить… Но я чувствую… будто Катя падает в бесконечную пропасть, у которой нет дна.
– Я понимаю тебя, но представь, что это не просто падение и что Катя зафиксирована резиновым канатом, как в банджи-джампинг. И это только кажется, что падение бесконечно, на самом деле, чтобы подняться наверх, нужно достигнуть дна.
– Да, – сказала Юля протяжно, не поднимая глаз. Казалось, она не слушала его последние слова. Затем она все-таки посмотрела на него. – Йохан, мне пора уже, я обещала Кате помочь настроить на компьютере программу для школы. Это онлайн-обучение уже у всех вот здесь сидит, – она указала на горло и попробовала улыбнуться. Вышло невесело. Йохан улыбнулся как можно искреннее.
– Все будет хорошо, – сказал он.
– Да-да.
Но ее ответ звучал как-то неуверенно, и Йохан угадал, что она не верит в это.
Тем не менее весь последующий вечер он провел в состоянии радостного возбуждения: чем больше времени проходило, тем ближе был час встречи с семьей. Порой ему казалось, что одно предвкушение радостного события уже равно счастью от свершившегося события, а может быть, равно и даже большему счастью.
Июньское солнце садилось поздно, и через высокие окна кухни-гостиной косой свет волнами заливал белый кафельный пол, кухонный гарнитур, мягкий уголок. Йохан сделал себе чашечку кофе, вышел на веранду и впервые за долгое время вдохнул деревенский воздух полной грудью. Откуда-то доходил запах барбекю, где-то лаяли собаки, и даже доносился петушиный крик. Сильный, эмоционально стойкий, он все тревоги быстро подминал внутри себя усилием воли. В душе своей он оставлял только место надежде на лучшее, как бы ни развивались события. Ничего лишнего в ней не приживалось. Это был почти врожденный дар – то, к чему всегда стремилась сама Юля, ему давалось так легко и просто. Быть может, этим Йохан и притянул ее когда-то к себе. Он был для нее незыблемой скалой, которая защитит и от шторма, и от бурь, и от цунами.