#на_краю_Атлантики

– Как сама! – Марина засмеялась. Но это был горький, неприятный смех. – По-разному бывает. Дети не слушаются, ты же знаешь. Но если раньше можно было отвести их в школу, где с ними занимались, где можно было и репетитору доплатить за занятия, где они и домашнее задание делали, то сейчас – все самой. Все! Причем когда они были в коллективе, они хоть как-то стремились делать уроки, чтоб не отставать от класса, а сейчас у них такой мотивации нет, – Марина с особенным ударением произнесла последние слова. – И как, извините меня, я должна донести до детей, которые большую часть жизни были брошены и только два года в семье, что им нужно учиться? Что это важно, что от этого зависит их будущее? Ну ладно, сейчас школа закончилась, каникулы, так эта работа из дома, нет летних лагерей… Я все понимаю: вирус, люди умирают… У меня подруга матери скончалась недавно… Но разве это выход? Закрыть школы, институты, лагеря? Ты сама училась, ты же знаешь, что без учителя, который смотрит тебе в глаза, все объясняет, требует, не будет нормальной учебы!

– Полноценной точно не будет. Хотя Катя самостоятельная, с математикой уже начались провалы под конец года. Мне пришлось подсказывать ей, объяснять. Она не понимала сама по учебнику. Это точная, но настолько абстрактная наука!

– Вот и я о чем! Только у меня таких двое, и они не послушные и умные, как твоя Катя. Да и я – не ты! У меня нет такого терпения! Сначала на работе всю душу вытрясут своими отчетами, а потом дети. Если бы мои еще тихо себя вели, так они то ссорятся в хлам, то играют, то носятся по квартире, как неугомонные. Нет, это выше моих сил, просто выше всего! Я одного не понимаю, Юль. Знаешь чего?

– Чего?

– Почему все вдруг решили, что нужно умереть от страха, запретить всем жить, лишь бы избежать возможной смерти. Неволя и сама неволит. Я вот маски не ношу, людей не боюсь, толкотни тоже. Если завтра откроют там… кино, театр, концерт – я первая побегу. И когда вот встречаешь бабушку такую в подъезде, которая готова тебя съесть за то, что ты без маски, то хочется сказать ей: от смерти не убежишь вообще-то! Кого мы пытаемся обмануть? Что, они правда остановят пандемию? Ага! Размечтались! Сколько ни пытались, что-то у них никак не получается! Даже когда по домам всех заперли. Такое ощущение, что специально всем через воздух распыляют.

– Ну, Марина, – с укоризной сказала Юля, которая была не согласна с тем, что не нужно носить маски, и с тем, что вирус распыляют, но слова Марины тронули что-то в ней, какую-то струну. Она стала перебирать воспоминания, одно за другим, как карточки, пока не нащупала одно, вырывающееся наружу. Да, это было вот что! Она вдруг вспомнила о Владиславе и Светлане.

– А что? Ты же не хочешь сказать, что согласна со всем этим дурдомом? – Марина говорила с вызовом, словно готова была драться за свою правду, но Юля не боялась перечить ей.

– Знаешь, Марин, я согласна с тобой. Была бы согласна. На 200 процентов. Если бы у меня не болела дочь и если бы не было высокой вероятности того, что на двух иммуносупрессивных препаратах она не переживет коронавирус. И мне просто страшно представить, каково тем, у кого есть еще более тяжелобольные в семье. Они совсем изолированы от мира. Любая вылазка может стать последней для них.

– Юля, Юля… Я, может быть, скажу сейчас очень жестокую вещь, но жестокость не отменяет истины: если умеешь бороться, то умей и умереть. Вольному воля, ходячему путь.

– Марина! – Юля опять воскликнула с укоризной, но не обиделась, зная, что та не могла иметь в виду вероятную смерть Кати, а говорила скорее в общем.

– Ладно, забудь. Просто тяжело это. Вся моя жизнь настолько изменилась с появлением детей, что я уже сама себе не рада. Без детей тоскливо, с детьми бодливо. Каково это рыдать и биться в истерике по ночам, оттого что не можешь терпеть вот это все? А главное, не выносишь саму себя, свою неспособность быть каменной, свою несдержанность, свою ярость… А ведь я не одна такая. Медленно сходят с ума все женщины этого никчемного мира. А быть может, и мужчины. Как, однако, измельчал человек, если остаться наедине со своими близкими для него – испытание! – сказала она со злорадством.

После этих слов они замолчали. И вдруг Юля задумчиво произнесла:

– Мы забыли свои корни.

– Что? – Марина не поняла ее и чуть растерялась.

– Мы забыли свои корни, забыли, что в деревенских семьях было и по десять детей, и не было школы… Справлялись как-то.

– Справлялись? – зло засмеялась Марина. – Я скажу тебе, родная моя, как наши предки справлялись: они били детей что есть мочи. И через это суровое воспитание добивались беспрекословного подчинения и послушания. Да разве сейчас так можно воспитывать? А мне – тем более. Ко мне и так опека часто является с проверками. Они приемных родителей так трясут, как кровных никогда не будут трясти.