Лиза навещала подругу в больнице, а теперь дома. Ей приходилось привыкать не только к запаху квартиры, но и к тому, что Вера стала выглядеть иначе. Она не располнела, как могла бы – на преднизолоне, – но все-таки лицо ее округлилось, выросли щеки, глаза стали как будто чуть придавлены веками. Она не была отталкивающей. Пока не была. Но все-таки выглядела она по-другому, и ее было сложно узнать. Лицо ее сразу открывало тайну о том, что она больна.
– И что же он, совсем перестал звонить тебе? – спросила Вера, рассматривая неизменно красивое лицо подруги с большими голубыми глазами, светлые волосы. На той было стильное платье-карандаш с горловиной лодочкой.
– Да, – ответила Лиза. – Не звонил целую неделю. Я думала, выдержу, как ты и советовала – не звонить, чтоб он первым. Но все без толку.
– И ты не выдержала? – спросила Вера с укоризной.
– Нет, – Лиза засмеялась, словно извиняясь. – Я не могла. Я начала думать о том, что Артем просто боится позвонить мне, думает, что я его не люблю. Я решила, что надо развеять его сомнения. Вот и набрала первой.
– Ну конечно! – воскликнула Вера. – Ты неисправима. И что он?
– Сказал, что нам надо поговорить.
– Вот как.
– Да… – Лиза замолчала и опустила глаза. Ей было уже не до смеха. Она глотала слезы. – Он прямо по телефону сказал, что не видит будущего у наших отношений. Что я слишком хорошая, правильная для него, мне нужен постоянный мужчина, а он ветреный, ему не нужны серьезные отношения. И что-то еще, но я не помню. В общем, его основную мысль я выразила.
– Лиза, и ты… страдаешь?
– Да! Еще как.
– Я не могу поверить, – сказала Вера с возмущением, как будто правда не верила в любовные страдания из-за Артема, – что ты страдаешь из-за такого никчемного человека! Чем он покорил тебя? Просто огромный мужлан.
– Да нет же, я люблю его, и мне все равно, какой он.
– Как это может быть все равно?
– А разве тебе не все равно, разве ты не просто любишь Сергея?
– Нет, мне кажется, совсем не просто.
– В смысле? Ты любишь его за что-то?
– Нет, конечно, но чем больше узнавала его как человека, тем больше любила… Прошу тебя, не расстраивайся из-за Артема. Ты встретишь настоящего мужчину, который полюбит тебя. Только прошу, никогда, никогда не бегай за новыми кавалерами!
– А ты сама никогда не бегаешь за Сергеем?
– Нет! – резко сказала Вера. – Даже сейчас, когда он нужен мне еще больше, я редко сама звоню. Вернее, я жду, чтобы он звонил мне, потом я. По очереди. Чтобы он не думал, что я преследую его, понимаешь?
– Он у тебя хороший, так заботится о тебе, лично занимается лечением. Как тебе повезло! – Лиза сказала просто, совсем без зависти – или с завистью, умело скрытой.
Вера усмехнулась, в ее глазах блеснула горечь. Лиза как будто ничего не замечала, как она была недогадлива!
– Еще пока рано о чем-то говорить, – сказала Вера сквозь зубы.
– Что ты имеешь в виду?
– Ох, Лиза, ты же знаешь, что со мной происходит. Если бы я не была больна, то была бы уверена, что мы поженимся и будем жить долго и счастливо. Даже не так. Если бы мы уже жили долго вместе, и вдруг болезнь, то я была бы уверена в нем. Но мы так мало встречались, и тут эта хворь…
– Я не понимаю…
– Я просто хочу сказать, что если бы я умирала…
– Вера!
– Нет, позволь мне закончить. Если бы я умирала, то он бы не оставил меня до самой последней минуты. Но эта болезнь затяжная, неприятная, коверкающая суставы, имеющая системные осложнения. Могут развиться другие сложные болезни. Я не уверена, что он выдержит это. В конце концов, он еще молод и очень хочет иметь детей. И вряд ли через сложности, понимаешь? ЭКО или суррогатное материнство – явно не то, о чем мечтает молодой мужчина. Если бы он был просто инженер или менеджер по продажам, то легко смотрел бы на это все, не понимая того объема неприятностей, что будет впереди, но он доктор, он все это знает лучше меня…
– Но разве тебе не стало лучше?
– Да, но я на двух иммуносупрессивных препаратах сразу. И неизвестно, сколько буду принимать их. Отменить один вряд ли получится. Обычно до конца жизни приходится что-то принимать. Чаще всего болезнь прогрессирует, препараты сменяют другие, излечение невозможно даже в лучшем случае… Да что об этом говорить! Чем больше говоришь, тем глубже депрессия.
И тут только Лиза заметила, что не только округлившееся лицо и припухшие веки Веры смутили ее, когда она вновь увидела ее: глаза ее, словно старые линзы, помутнели и почти не пропускали свет. Да, поистине, правду невозможно было проглядеть теперь, после ее слов: Вера была глубоко и неисправимо несчастна. Лиза почувствовала, как сжалось сердце: как раньше она не замечала состояния подруги?
Быть может, она всегда сама приходила веселой, радовала Веру своим благодушием, при этом совершенно не замечая ее состояния. Но стоило ей самой явиться к ней с разбитым сердцем, как печаль подруги разлилась по комнате и проникла ей в душу. Она смогла наконец считать эту печаль как доступный ей теперь код. Доступный, лишь потому что она сама заговорила наконец на языке Веры.