На краю бездны

– Вы должны отдавать себе отчет, что в этой информации могут содержаться данные чрезвычайной… секретности, – пробормотал он. – Переговоры, которые, дойди они до публики, могут весьма нежелательно, даже разрушительно повлиять на имидж нашего предприятия… Особенно с точки зрения Запада, который помешан на прозрачности и справедливости… Мы всё больше и больше экспортируем в Европу и Соединенные Штаты. А, следовательно, за нами все пристальнее наблюдают и ваша общественность, и ваши масс-медиа.

Шагая взад и вперед по комнате, он не сводил с нее глаз.

– Оптимисты считают, что, благодаря технологиям, грядущий мир будет лучше нашего. Без войн, убийств и насилия, без голода и бедности, без эксплуатации и несправедливости. В этом мире решения будут принимать не люди, с их мозгами рептилий, животными инстинктами и инфантильным эго, а приложения и изобретения, гораздо мудрее людей. Но то, что отображает Интернет вот уже много лет подряд, – это зависть, злоба, узость ума, насилие, хаос и сектантство. Вокруг нескольких островков здравого смысла и мудрости бушует океан ненависти и нетерпимости. Это треклятое изобретение, Интернет, одну за другой уничтожает все основы нашей цивилизации. Вот почему мы, китайцы, в отличие от вас, снова закрыли крышку ящика Пандоры и ограничили наших любителей погулять по Интернету. А вас, людей Запада, с вашей одержимостью равенством и свободой слова, сметет и утащит эта вольница, которая не приведет ни к чему, кроме хаоса…

Он смерил ее взглядом, словно она разом воплощала в себе всю глупость и все грехи Запада.

– Вы, европейцы, с вашими идеалами социального прогресса, с вашими смехотворными утопиями, с безрассудной верой в лучший мир, разрушаете все, что сами же построили, во имя того, что никогда не настанет. Вам вечно нужно больше, чем вы имеете, даже если вы имеете больше, чем кто-либо в этом мире: больше свободы, больше комфорта, больше возможностей… А добьетесь вы только одного: окажетесь на свалке Истории.

Мойра слушала его и думала, что сказали бы об этой речи все те, кто в ее стране живет на девятьсот евро в месяц, тысячи отцов и матерей-одиночек, которые каждый день сражаются за то, чтобы накормить детей и дать им достойное воспитание. И что сказали бы вдовы, у которых ничего нет, кроме пенсии по утрате кормильца.

– Однако со временем я рассчитываю продавать DEUS’а по всему миру – так сказать, вам, а не только китайцам. Поэтому все, что вы прочтете и увидите здесь, Мойра, должно остаться строго конфиденциальным. Я ясно выразился?

Она промолчала, только кивнула.

– Дайте мне пять минут, и вы получите доступ ко всей информации, – сказал Мин, выходя из комнаты.

* * *

Мойра пристально вглядывалась в экран, застыв на месте. На этот раз ответ получен. Она не поверила сама себе, и глаза ее наполнились слезами. «Ох, мама, вот видишь, у меня все-таки получилось…» Стекла задрожали от раската грома. Неистовый ветер раскачивал пальмы и мангровые деревья возле балкона. Да, погода разгулялась не на шутку. Мойра подумала о Мине – и в мгновение ока выскочила назад из комнаты.

* * *

Она прислушалась. Если не считать завываний ветра, в доме было тихо. Половина четвертого утра. Надо немного поспать. Это может подождать до завтра. Все может подождать… Если Ван Юнь выйдет на дело этой ночью, то уже слишком поздно. Если же он пока только готовится, то до следующей ночи у них есть еще время.

Но не это занимало ее мысли. Дело было в другом.

Она должна поговорить с Чанем. Как можно скорее. Теперь, когда она знала все… Завтра… Она совершенно измучена… Улегшись на походную кровать в углу комнаты и зарывшись головой в подушку, Мойра слушала свист ветра, который становился все сильнее, потом закрыла глаза и уснула.

* * *

На следующее утро она проснулась только в девять часов. Зевнув и потянувшись, села на краю кровати – и увидела, что с востока надвигаются огромные черные тучи и ливень.

Ветер ревел так же, как и вчера. Нет, гораздо сильнее.

Одна из первых ее мыслей была о Чане. Надо обязательно с ним поговорить. С этой мыслью Мойра заснула и с этой мыслью проснулась. Он был ей нужен. Она хотела быть с ним. И не только час или два. Наперекор, а может, и по причине всех рисков. Она чувствовала, что больше не выдержит. Оказаться в его объятиях, довериться ему, слушать утешающий шепот, прижаться к нему снова… И не на час или два… Она больше не может справляться со всем этим в одиночку.