На краю бездны

Я включаю камеру и прикрепляю к ней фонарь для ночной съемки, потом некоторое время снимаю. Но когда я опускаю камеру, то понимаю: что-то не так. Трейлер как бы в пикселях, будто я по-прежнему смотрю на него сквозь объектив. Я моргаю и трясу головой, но лучше не становится, а когда я делаю шаг к калитке, которая отделяет меня от трейлера Дейзи, кажется, что я и не двигаюсь с места. Я словно парю в воздухе, в дюйме от собственного тела, чуть выше и левее, наблюдая за тем, как я открываю калитку.

Что-то не так. Похоже на дежавю, только более острое, как будто вот-вот случится нечто ужасное. Я оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу; Блафф-хаус все такой же неумолимо темный.

Я заставляю себя сделать глубокий вдох. Ничего не случится, говорю я себе. Это просто короткое замыкание в мозгу, не более, сейчас все пройдет. Диссоциация. Доктор Олсен давным-давно предупреждала, что такое время от времени может происходить. Тут мое мировосприятие возвращается в норму, но вновь обрести контроль над своим телом мне удается лишь после того, как я поднимаю камеру и продолжаю снимать.

Трейлер стоит под странным углом, наполовину съехав с опоры и уйдя в грязь. Остатки краски порыжели от ржавчины, через все лобовое стекло змеится трещина, а колеса жутко поражены коррозией, их будто изъела моль, они полупрозрачные, как марля. Дверца висит на петлях, ступенек к ней давным-давно нет. Над окном красуется название марки: «Пегас».

Я заглядываю внутрь. В нос немедленно ударяет густой сернистый дух с вкрадчивой нашатырной ноткой застарелой мочи, если не чего-то похуже. Не прекращая снимать, я освещаю фонарем убогий интерьер. Стены исписаны бессмысленными лозунгами, именами и датами, тут же яркой краской из баллончика намалевана странная мультяшная фигурка. Пол усеян пивными банками и пустыми бутылками; вперемешку валяются какие-то деревяшки, коробки из-под пиццы, старые журналы. Наверное, подростки облюбовали это место для своих сборищ, пока тут не стало слишком опасно или слишком мерзко. Интересно, Дэвид разрешал им здесь собираться? Может, он даже не думал препятствовать. Я представляю, как он сидит в своем доме за закрытыми дверями, а в это время молодняк тусуется у него под окнами, слушает музыку, принимает наркотики, трахается. Может, он прятался, забившись в дальнюю комнату, а может, наблюдал за ними из окна. Интересно, что он обо всем этом думал? Завидовал?

Я вижу прямо перед собой ржавую электроплитку и грязную раковину. Складная дверь в глубине, похоже, ведет в единственную спальню, а за второй, судя по всему, скрывается туалет. Я пытаюсь представить себе иные времена. Те, когда здесь жила Дейзи.

Наверное, тут она спала. Я воображаю постеры на стенах – с Кэти Перри или, может, с Леди Гагой? Или с героями «Сумерек»? Мягкое стеганое покрывало ярко-фиолетового цвета, что-нибудь в этом роде. Сомневаюсь, чтобы у нее был айпод, скорее уж дешевенькая стереомагнитола. Я представляю ее мать, дожидающуюся, когда дочь угомонится, чтобы сложить обеденный столик и постелить себе на диванных подушках вместо матраса. Постоянно друг у друга на голове. Перебиться так пару недель где-нибудь на отдыхе, наверное, можно, но чтобы каждую ночь? Кому захотелось бы так жить – в таком убожестве? Это должно быть просто невыносимо. Я вспоминаю свои скитания по лондонским хостелам. Какому подростку понравилось бы жить на глазах у матери и, в свою очередь, наблюдать ее жизнь во всех подробностях – изо дня в день?

Я одергиваю себя. Наверное, любому, если альтернатива этому… то, что произошло в день, когда она не выдержала. То, что подтолкнуло ее к роковому шагу со скалы… Замешана ли я хоть как-то? Я закрываю глаза и пытаюсь представить нас вместе. Может, в кафе, как те девушки позавчера. Мы пихаемся и толкаемся, жалуемся друг другу на приятелей, но это все в шутку, ничего такого не имея в виду. Или мы сидим на пляже, она рассказывает про какого-нибудь мальчика: они снова встречались, и на этот раз он поцеловал ее. Она не верит своему счастью: первый поцелуй, да еще с тем, кто по-настоящему нравится! Он старше, говорит она, почти взрослый. От него пахло сигаретами, но она не возражала, потому что это были его сигареты, и она чувствовала их вкус на его губах.

Я трясу головой. Нет, не сходится. Страдания по парню? Что там говорил Гэвин? Люди считали ее шлюхой, – по крайней мере, слухи такие ходили.

Внутри вскипает гнев. Эти «люди» ни хрена не знают. Люди могут засунуть свое бесценное мнение себе в задницу. Да пошли они, эти люди.

И все-таки… Мы должны поверить, что она покончила с собой? Бросилась со скалы всего в нескольких шагах отсюда? Я вспоминаю, где нахожусь, и мои глаза резко распахиваются. Может, все было совсем не так. Может, ее первый поцелуй случился именно здесь, в этом вонючем трейлере. Чужие руки лапали ее, несмотря на сопротивление. Чужой рот слюнявил ее губы. А может, это произошло в парке, на эстраде или в зале игровых автоматов. Или вообще здесь, в этом темном доме, с мужчиной, годившимся ей в отцы.