На краю бездны

Кэт смеется – угрюмо и безрадостно. Она выдерживает мой взгляд секунду-другую. Сейчас она кажется намного старше своих лет, и я начинаю догадываться, почему она не в состоянии усидеть на месте.

– Ты под кайфом?

– Отвали, – снова смеется она.

– Элли?

Младшая девочка смотрит на лежащий между нами телефон с таким видом, будто хочет кому-то позвонить и попросить о помощи, потом вскидывает на меня глаза:

– Что?

Голос у нее тоненький и высокий – как у совсем маленькой девочки, намного младше, чем можно дать по ее внешности. Складывается впечатление, что обе они повидали то, что не должны были видеть, побывали там, где не должны были оказаться.

Но Элли? Она кажется такой робкой. Кнопка – ее прозвище, сказал Брайан. И тем не менее у нее хватило духу заснять своих родителей, когда они сажали ее под домашний арест. Судя по всему, с тех пор что-то произошло.

– У тебя все в порядке?

Она пожимает плечами. Вместо нее отзывается вторая девушка:

– А в чем дело?

– Я не тебя спрашиваю. Элли?

– Разумеется, с ней все в порядке. А с вами?

Девочка помладше вскидывает глаза на подружку. В их взглядах что-то мелькает. Кажется, это любовь, хотя если и она, то пополам с отчаянием. Мольба о спасении или, возможно, о прощении. Я протягиваю руку, но она шарахается от меня.

– Я не желаю вам зла.

– Тогда почему бы вам не отвалить? – огрызается Кэт.

Пристально смотрю на нее. Я ее пока не раскусила. Она определенно то ли под какой-то дрянью, то ли на отходняке. Может, спиды? Снова спрашивать об этом, как и интересоваться, где она их достала, явно без толку. Перевожу глаза обратно на Элли. Она примерно на год младше Кэт и выглядит соответственно – во всяком случае, пока не смотрит мне прямо в глаза и не пытается улыбнуться. Тоже, что ли, наелась какой-нибудь гадости? Я уже открываю рот, чтобы спросить, и тут Кэт протягивает руку за очередным кусочком сахара. Рукав ее блузки задирается, и я вижу на плече татуировку. Идеально ровный черный круг.

– Что значит твоя татуировка? – спрашиваю я.

Ее губы растягиваются в ухмылке, но это бравада. Девчонка явно струхнула. Она тянет рукав вниз.

– Отвяжитесь.

– Я пытаюсь вам помочь, пойми ты это.

– А кто сказал, что нам нужна помощь?

– Вы знаете Дэвида?

– Дэвида?

Она отвечает быстро – даже, пожалуй, слишком быстро – и напористо. Но в ее глазах на мгновение мелькает напряженное выражение. Это страх.

– Да, Дэвида. Из Блафф-хауса.

– Нет, не знаю я вашего Дэвида, – качает она головой.

Но уже слишком поздно, я видела ее страх. И знаю, что она лжет.

– Точно?

– Угу, точно.

Она отвечает с притворным отвращением в голосе. Ладно, без толку говорить, что я на ее стороне, она все равно не поверит.

– Элли, а ты его знаешь? Это он дает тебе наркотики?

Девочка качает головой, но я перехватываю ее ищущий одобрения взгляд, устремленный на Кэт.

– И чем вы напичкались?

– Ничем.

– Элли!

Я поворачиваюсь к Кэт:

– Дай ей сказать. Элли?

– Пожалуйста, – шепчет она. – Не трогайте его.

– Не буду, – уверяю я. – Честное слово. Я просто хочу с ним побеседовать.

Ее взгляд затуманивается; кажется, она вот-вот расплачется.

– Нет! Нет, только не рассказывайте ему, что мы с вами говорили!

Кэт берет младшую подругу за локоть:

– Элли, хватит!

Я наклоняюсь вперед:

– Я могу защитить вас. Вас обеих.

– Каким образом? – смеется Кэт.

Прежде чем я успеваю что-либо ответить, она хватает куртку Элли и подталкивает подругу к двери.

– Вставай, – говорит она. – Мы уходим.

Элли на ходу оглядывается на меня, и выражение ее лица в точности напоминает мне то, какое было у ее подруги, когда она выходила из «Иглы и чернил» со свежей татуировкой на плече, закрытой полиэтиленовой пленкой.

Идти за ними не имеет смысла. Они лгут, я это вижу. Лгут и боятся. Причем обе. Если я хочу им помочь, необходимо поговорить с Дэвидом.

21

Я натыкаюсь на него у Смагглерс-уэй, переулка, идущего от «Корабля». Прямо как знала, что он там окажется. Он стоит в полумраке: неподвижный, голова вскинута, как будто кого-то поджидает.

Я наблюдаю за ним издалека, и тут он внезапно срывается с места. Следую за ним узким переулком к ряду домиков, за которыми начинается крутая лестница, ведущая наверх, к утесам. Осторожно поднявшись по ступеням – они скользкие, а уже темнеет – на вершину, я вижу на заросшей дорожке чуть впереди Дэвида.

Стараюсь не потерять его из виду. Через минуту он сворачивает с дорожки и исчезает на узкой тропке, которая круто уходит вниз, к краю утеса. Я продираюсь по ней сквозь кусты, и через несколько шагов заросли расступаются.

Он стоит спиной ко мне в тусклом свете. Перед ним отвесно уходит в воду стена, построенная, видимо, чтобы прибой не подмывал утесы. Его взгляд устремлен поверх нее на море, бьющееся о подножие волнолома.

Я замираю. На секунду мне кажется, что он сейчас бросится туда, вниз, на камни. Но этого не происходит. Он подносит что-то к глазам, и тут я вспоминаю слова Софи. Это бинокль.

Присаживаюсь на корточки в полумраке и минуту-другую снимаю его, но потом понимаю, что не могу больше ждать. Я встаю и подхожу к нему:

– Дэвид.