Слова застревают в горле. Он шарахается. Бинокль падает у него из рук и повисает на шее.
– Кто?..
В его голосе слышится страх, и это меня радует. Придает мне уверенности.
– Мне очень нужно с вами поговорить.
Он щурится в темноту на мой голос.
– Это Алекс.
У него перехватывает дыхание.
– Ты!
Теперь меня отделяет от него всего пара ярдов. В сумерках он выглядит еще бледнее. Пепельная кожа словно прозрачная, кажется, я почти различаю за ней вены, напряженные и учащенно пульсирующие.
– Оставь меня в покое, – говорит он. – Пожалуйста.
– Не могу, – качаю я головой. – Вы знаете Кэт. – (Он никак не реагирует.) – И Элли.
А вот теперь, кажется, в его лице что-то дрогнуло. Хотя уже слишком темно, чтобы утверждать наверняка.
– Признайте это.
– Я никогда не… – начинает он, но потом, точно на ходу передумав, меняет формулировку. – Нет, я их не знаю.
– Если вы их хоть пальцем…
– Нет! – В его голосе звучит отчаяние. – Ты же знаешь, я бы никогда не…
– Они принимают наркотики, вы ведь в курсе?
Он молчит.
– Где они их берут? У вас?
– У меня?
Он явно в глубоком шоке, будто это последнее, что он ожидал от меня услышать, будто одна мысль об этом – полный абсурд.
– Нет, не у меня. Лучше спроси у своего приятеля.
Моего приятеля? Кого он имеет в виду?
– У Гэвина?
Он не отвечает. Нет, не может быть; где и когда он мог видеть нас вместе? Но если не Гэвин, то кто?
– При чем тут Гэвин? – спрашиваю я (никакой реакции). – Кто вы вообще такой?
Он словно не слышит моего вопроса.
– Что здесь происходит?
– Ты сама знаешь, что происходит. Лучше всех остальных.
Он делает шаг вперед, и на мгновение мне кажется, что сейчас он протянет ко мне руку, но вместо этого он говорит:
– Смотри.
– Куда?
Он указывает на небо:
– Смотри.
Я против воли прослеживаю направление его взгляда. Что-то светящееся мелькает в вышине, слишком быстро для самолета. Метеор.
– Это…
– Геминиды, – перебивает Дэвид.
Я смотрю на него. Он изучает небо.
– Еще один! Смотри!
Вскидываю глаза и успеваю заметить новую вспышку. Это обломки космических тел, сгорающие в атмосфере. Метеорный поток. Я вспоминаю фотографию Зои с телескопом и гляжу на Дэвида, изучающего звездное небо в бинокль, и тут начинает твориться что-то непонятное. Я утрачиваю контроль над своим телом. Мои члены превращаются в студень, как будто я накурилась травы.
– Потрясающе, правда?
– Вы обидели Зои, – шепчу я еле слышно.
Я делаю шаг вперед и вцепляюсь в волноломную стену, но Дэвид ошибочно истолковывает это как благоговейный трепет. Он запускает руку в волосы.
– Нет, я не обижал ее.
Он произносит это мягко, но решительно. Я не могу понять, стоит ли ему верить. И не знаю, почему мне до боли этого хочется. Он снова наклоняет голову, и я вдруг смутно припоминаю это движение, оно словно из другой жизни.
– Она сбежала. Ты это знаешь. Я не сделал ей ничего плохого. И никому другому тоже. Почему ты мне не веришь?
Жизнь возвращается в мои члены, но я по-прежнему слышу свое оглушительное дыхание. Я силюсь сосредоточиться, не уплывать. Я смотрю на бескрайнее море, на эту безмятежную и неукротимую стихию. В лицо летят соленые брызги, и я вдруг оказываюсь на неизведанной дороге; хочется развернуться и идти прочь не останавливаясь. Но я не делаю этого. Я не могу. Будто зачарованная, я наблюдаю, как серебристое облачко моего дыхания клубится перед лицом, постепенно развеиваясь, точно напрасная надежда, потом снова устремляю взгляд в небо. Надо мной проносится очередной метеор, и я представляю себе Дейзи: она нежится на пляже где-нибудь на другом краю света, в Индии, или путешествует с рюкзаком по Мексике, или исследует Камбоджу. И сейчас она наверняка смотрит на те же звезды, на те же космические осколки, сгорающие в небесной выси. Может, рядом с ней есть мужчина – муж или возлюбленный. Она подумывает осесть где-нибудь. Или даже завести детей. Интересно, вспоминает ли она обо мне хоть изредка?
Беда в том, что не вспоминает. Я точно знаю. Она мертва. Так или иначе – прыгнула сама, сорвалась случайно, или ее кто-то столкнул, – она мертва.
Я оборачиваюсь. Взгляд Дэвида по-прежнему устремлен на небо.
– Кто вы такой?
Он смотрит на меня в упор. Его лицо, исполненное боли, надежды и вызова, непроницаемо.
– Ты прекрасно знаешь, кто я такой, – говорит он.
22
Брайан сидит на корточках на вершине лодочного спуска рядом с катером, закрепленным на ржавом металлическом прицепе. Похоже, это его катер, хотя он выглядит меньше, чем тот, из фильма: всего несколько ярдов в длину, с крохотной кабиной на носу. Услышав мои шаги, он вскидывает голову:
– Алекс!
Судя по интонации, он рад меня видеть. Он гордо косится на свой катер. Нет, большие мальчики с их игрушками – это, конечно, очень мило, но надеюсь, он расчехлил катер не для меня. Сейчас, глядя на суденышко, я еще меньше хочу прокатиться на нем: оно кажется совсем крошечным, слишком хлипким, чтобы противостоять безжалостной водной стихии.
– Готовь сани летом, а лодку зимой… – Он вытирает руки о промасленную тряпку, с виду куда грязнее его ладоней. – Как идут дела?
Некоторое время я молчу.
– Хотела кое о чем с вами поговорить.