На краю Дикого Поля. Часть 2 (СИ)

   Со стен постреливали, но пушки с крейсеров и пароходов давили сопротивление на корню. На моих глазах в амбразуру, откуда сверкнул выстрел, видимо влетел снаряд, и из трёх рядом расположенных амбразур выметнулось пламя внутреннего взрыва. Видимо в каземате стоял открытый порох, а может и что-то иное усилило эффект от взрыва корабельного снаряда.

   Через ворота мы прошли под арку ворот. В стенах имелись амбразуры, но у каждой стояли по трое иранских солдат, по очереди стреляющих внутрь, чтобы не дать защитникам даже приблизиться и дать отпор. Во дворе два десятка иранцев добивали десяток португальцев во главе с офицером. Португальцы падали один за другим, но почему-то на сдавались. Ну, да это их дело. Потом нас вынесло к цитадели, которая упорно оборонялась. От огня защитников цитадели мы укрылись за углом здания в виду ворот. Наш полусотник отдал приказ, и морпехи быстренько вынули из рюкзаков несколько металлических бочонков литров на пять каждый, и мотки огнепроводного шнура. Быстренько поделились кто побежит к воротам, а кто будет поддерживать огнём, и представление началось. Оставшиеся, я в их числе, принялись обстреливать амбразуры, а трое бросились к воротам, быстренько установили подрывные заряды и бросились обратно к нам, за угол.

   Бам-бабах!!!!

   Ворота превратились в груду щепы, и в проём с устрашающим воем бросились иранские воины. Дикие вопли, выстрелы и лязг оружия донеслись из цитадели, и вот португальский флаг пополз вниз.

  Но бой ещё не закончился: кое-где хлопали выстрелы, вот и в мой бок прилетело, да с такой силой, что меня отшвырнуло на пять шагов, и сознание милосердно покинуло меня.

  Очнулся я от боли. Меня осторожно раздевали, послойно срезая одежду, а бок отзывался острой болью на каждое самое мягкое движение. Наконец сквозь толпу одетых по форме людей протиснулся субъект в белом халате со шприцом в руках, и не говоря ни слова сделал мне укол в вену, и я очень быстро отключился.

  Очнулся снова от боли, уже на кровати. Рядом дремал отец Гурий, впрочем дремал очень чутко: только я вздохнул от неловкого движения, как он открыл глаза:

  - Ну, слава богу, ты очнулся, Александр Евгеньевич, а то я, грешный, уже начал в панику впадать.

  - Зачем в панику?

  - Этап отчаяния я уже преодолел, мой друг, так что в списке моих грехов ещё одним смертным грехом стало больше.

  - Смотрю ты шутишь, отец Гурий. Что, настолько всё плохо было?

  - Немножко похуже чем плохо, сыне, даже и не знаю, насколько.

  - Что случилось такое?

  - В тебя попала пуля из мултука, уж не знаю, почему ты до сих пор жив, видимо кто-то крепко за тебя бога молит. Врач, что тебя пользовал, сказал, что три ребра сломаны, от одного осколки внутрь пошли, так что пришлось тебя резать, так сказать, лишнее из тебя удалять. Правда, он сомневался проводить операцию или нет, но я настоял, что надо, поскольку без операции ты бы точно отдал богу душу, а с операцией, ты вишь, уже очнулся.

  - Да, сильно.

  - Я вижу, что ты стараешься дышать поглубже, откуда знаешь, что так надо?

  - Не помню уже. Я ведь со многими умными людьми беседовал, с тем же Камраном Мостави. Может от него.

  - А про дренаж откуда знаешь?

  - Как мне не знать, коли моя фабрика поставляет инструменты и аппараты для медиков? А ты где это слово услышал?

  - Да ты тут в беспамятстве кричал, чтобы не забыли дренаж поставить после операции, да обязательно через гидрозатвор. Врач, кстати, послушался. Он из первых учеников Камрана Мостави.

  - Эвона какой я оказался умный! - сам собой восхитился я - Да ещё и в бессознательном состоянии.

  - А кто такой прогрессор?

  - Откуда ты взял это слово?

  - Ты в бреду говорил, что идеальный прогрессор должен все фишки испытать на себе.

  - Уж и не знаю, право... Прогрессор, надо полагать от слова прогресс? - включил я дурачка - Стало быть, прогрессор это тот кто прогресс внедряет. А фишки это всякие штучки в играх вроде бирюлек, я это точно знаю. Но это всё бред, а вот ты скажи, сколько дней я был без сознания?

  - Без малого пять дней. Ты даже питался через трубочку бульоном, да ещё сладкой водой. Не бойся, я всё лично проверял, раз уж отвечаю за тебя перед государем нашим.

  - Не влетит тебе за моё ранение?

  - За что? Нельзя запрещать человеку жить, иначе он зачахнет.

  - Мудро.

  - Я вижу, что ты опять засыпаешь, отдыхай, болезный.