На краю империи. Камчатский излом

– Езжайте, ваш-бродь! – уже обычным тоном сказал служилый. – Тока не тяните шибко – апрель месяц на дворе. Комиссару скажите, чтоб упряжки вам обеспечил да охрану дал.

– Я есть больной! Ты сам говорить с комиссар – передавать мой приказ!

– Я?! – изумился Митька. – Да он же меня с дерьмом съест!

– Комиссар кушать ты нет. Он слушать мой приказ!

– Ладно уж, ваш-бродь, займусь я вашим караваном, – махнул рукой служилый и хитро прищурился: – Тока… Вот уедете вы – может, и не свидимся… А должок, он платежом красен!

– Что говорить ты?! – искренне возмутился немец.

– Ну как же… Обещали ж мне за бат два рубли и прогонных полтинник, – напомнил казак. – Иль запамятовали, ваш-бродь?

– Скажи комиссару: я приказать давать ты два рубля и половина! – недовольно буркнул Шпанберг.

– Ну здрасте, ваш-бродь! – скривился Митька. – Вот Петров все бросит и станет мне деньги отсчитывать! Да он посмеется тока! Вы бы уж сами расстарались, а?

– Сейчас мой голова зело кранк, – сообщил немец. – Ты приходить послезавтра получать деньги!

– Э-э, ваш-бродь, мне ж седни надобно! – не отставал от больного казак. – Иль подыщите кого иного вас в дорогу собирать… Мне ж с людьми сговариваться надо, а как без денег? Без вина-то как?

– Гут, – тяжко вздохнул Шпанберг. – Ты приходить завтра за деньги.

– Не-е, ваш-бродь…

Препирались они еще долго – жадность капитан-лейтенанта была общеизвестна. Митька, правда, тоже оказался не лыком шит и в конце концов полтора рубля из него вытряс. Это была чистой воды халява, и ее требовалось обмыть, а уж потом заниматься делами.

В кабаке Митька увидел старого знакомого – в углу тихо сидел Михайло Смирный.

– Здрав будь, Михайло! – приветствовал его Митька. – На ловца и зверь бежит! Как жисть молодая?

– Да слава богу. Чо надо-та?

– Да вот, знаешь, думку про тебя думаю. Надо кому-то в Большерецк ехать, пока снег не стаял.

– Одному что ль?

– Не, с караваном. Груз шибко ценный доставить. Ты как, на собаках-то можешь?

– А то! – почти обиделся Смирный. – Сколь верст наезжено, и счесть не можно!

– Однако! – удивился Митька. – Ты ж, кажись, впервой на Камчатке?

– А чо, только здеся, что ль, на псах ездят? Я ж в Анадырске, считай, пять годов служил!

– В Анадырском остроге? – заинтересовался служилый. – Дык там, сказывают, больше на оленях ездят.

– Не, на собачках юкагирцы санки таскают да чухчи, которы сидячие, – объяснил Смирный.

– Так ты с юкагарами ездил?

– Какое там! – усмехнулся Михайло. – С чухчами!

– Погодь-ка… – задумался Митька. – Ведомо мне, что оленных чухчей замирить не могут, а сидячие, может, и платили б ясак, да они от острога далече. Верно?

– Ну, так.

– Чо «ну»?! Не возьму в толк, как ты с теми чухчами немирными на собаках катался!

– Эх, Митрий, почто допытываешься? – вздохнул Михайло. И вдруг выдал: – Я ж у чухчей, считай, три года в ясыре был!

– Ух ты-ы! – восхитился Митька. – Чо ж ранее не сказал?

– А чо не спросил?

– Кто ж знал-то! Как же тебя угораздило?

– Да так… Поехали малым числом к юкагирцам за рыбой, а тут они набежали. Робят, что со мной были, стрелами покололи, а меня арканом словили. Как вязать стали, я их малость поломал да побросал, а они пуще насели. Видать, шибко живым взять хотели. Ну, и повязали, конешно. В тундру завезли, в стойбище ихнее. И давай меня там огнем жечь да ножами колоть. Такие муки принял, вспомнить страшно… Опосля отступились и ясырем сделали. А чтоб я не сбег, еще дальше завезли – до самого моря. Там, значит, сидячим сродственникам в работу отдали. Так что и на собачках наездился, и по морю поплавал.

– Китов ловил? – догадался Митька.

– Было дело, – кивнул Смирный.

– А в Мерику, часом, с теми чухчами не плавал? – шутки ради спросил Митька.

– Может, и плавал, – вполне серьезно ответил Михайло. – Тока о том не ведал. Кака она така ента Мерика?

– Ну, сказывают, лес там растет.

– Кажись, на горе росло чой-та, только далече.

– Дела… – почесал затылок служилый. – Ты, небось, по-ихнему понимаешь?

– Ну, самую малость – как же без этого, – признал Михайло. – Тока собак они по шесть запрягают, и санки у них иные.

– Думаю, ты и со здешними справишься, – сказал Митька. – Да оно те и ни к чему особо-та – каюры камчадальские будут.

– Слушай, Митрий, почто ты мя тревожишь, а?! – от души спросил казак. – Смирно сижу, никого не трогаю. На хрена мне в таку даль ехать?! Других, что ль, мало? Местных, а? Зря я те про собак сказывал!

– Знаю-знаю! – рассмеялся Митька. – Какой же служилый лишней докуке рад будет? Я помозгую ишшо, может, без тебя обойдемся.