На краю империи. Камчатский излом

Как ни странно, но эта пьяная история имела продолжение. Лейтенант Чириков, улучив удобный момент, начал допытываться у Митьки про землю на востоке, которая очень заинтересовала капитана Беринга. Ее существование предполагали некоторые европейские географы, а теперь как бы подтверждали показания камчатских жителей. Митька не стал объяснять происхождение этих показаний – история о немецкой «глупости» получила широкую известность в народе, и народ ее поддерживал и веселился. Подводить «своих» не хотелось, пакостить Чирикову – тоже. Поэтому Митька честно сказал: все, что касается видений земли на востоке, – чистой воды брехня. Но доказать это теперь практически невозможно – авторы откажутся от своей выдумки разве что под пыткой. Чириков вздохнул и высказался в том смысле, что капитан, вероятно, получил то, что хотел, и никакого расследования проводить не будет. Вот если бы он так же поверил словам Татаринова о близости Большой земли к Чукотке!

«Питейные» средства кончились у Митьки очень быстро, а трогать свои кровные заначки он категорически не желал. Поэтому пить перестал, выгнал похмелье в бане и отправился к Берингу. До самого капитана его не допустили, однако предложение отправиться с товарами на речку Уку получило поддержку. Попутно выяснилось, что несколько человек посланы уже по острожкам восточного побережья. А одна команда обязалась добраться даже до реки Авачи. «Однако, без меня дело пошло, – удивился Митька. – Да как шустро пошло! Капитан, похоже, торгует лучше, чем плавает». Удивляло количество местных служилых, возжелавших работать на «немца». Эта загадка разрешилась быстро: в качестве спутников в поездке Митьке рекомендовали взять… двоих «жилых» казаков из тех трех, что прибыли вместе с ним из Верхнекамчатска! «Это ж рука Козыревского и Шубина – не иначе! – осенило Митьку. – Только мне велено ничего не знать – вот и ладненько! Но как крепко взялись… Аж страшно становится!»

Как оказалось, все это цветочки. Ягодки начали созревать весной. Первые же отряды ясачных сборщиков, посланные камчатским комиссаром Михаилом Петровым из Нижнекамчатска по ближайшим ительменским острожкам, неожиданно столкнулись с сопротивлением ительменов. Те категорически отказывались давать что-либо сверх ясака и при этом размахивали копиями приказа капитана Беринга. Казакам пришлось применить силу. В результате они забрали все, что желали, однако следом за ними в острог начали съезжаться делегации ительменов, которые хотели пожаловаться Берингу на действия сборщиков. Капитан их выслушивал и обещал разобраться. Те верили и терпеливо ждали, диктуя Митьке свои жалобы. Естественно, Беринг ни с чем разбираться не хотел, но количество быстро перешло в новое качество: конфликт сначала обозначился, а потом назрел. Похоже, капитан горько пожалел, что поддался на уговоры и издал тот злополучный приказ. Он даже на Митьку обиделся и перестал с ним разговаривать. Правда, ненадолго – обходиться без советов служилого он уже не мог.

Михаил Петров оказался в сложном положении. Срок его службы на Камчатке кончался, это был последний промысловый сезон для набивания мошны, а тут такое творится! Получается, что свою долю, свою прибыль он должен вернуть камчадалам?! Комиссар готов был уже к активному протесту, но тут выяснилось, что не все служилые его поддерживают. Среди них по рукам ходил список, копия доноса, якобы составленного капитаном для сибирского губернатора и Сената. В этом документе четко были прописаны противозаконные деяния как начальников, так и многих рядовых. Будь адресатом якутский воевода, никто не обратил бы внимания – в Якутске все проплачено, но губернатор! Но правительство! Многим вовсе не хотелось рисковать карьерой из-за нескольких шкурок и, тем более, из-за корысти сына боярского Петрова.

Опасаясь бунта, Михаил допустил ошибку: приказал вернуть ительменам забранные у них сверх ясака и аманатского сбора пушнину и продукты – лишь бы они побыстрее убрались из острога. Вся пушнина немедленно была скуплена людьми Беринга и Шпанберга. Довольные ительмены поехали разносить весть по «городам и весям».

А руководство острога ждали новые неприятности. Отряд, посланный на реку Еловку, также столкнулся с сопротивлением камчадалов. Это сопротивление было подавлено на корню, но двое казаков отказались участвовать в мордобитиях и порках туземцев. Произошла драка между служилыми – на глазах у ительменов!

Когда об этом стало известно в остроге, среди народных масс началось брожение. Некий седоусый ветеран освоения Камчатки кричал в кабаке, что годовальщики и те, у кого кончается срок службы здесь, желают сорвать куш и уехать. В Якутске они разбредутся служить по дальним острогам, и им ничего не будет. А мы, у которых хозяйство, останемся тут. Как наедут по доносам из столиц сыщики, как начнут пороть да вешать! И кого? А все – нас!