На краю империи. Камчатский излом

Ответственным за перемещение грузов капитан назначил все того же Чирикова. Митьке почти все время приходилось быть при нем – лейтенант усиленно тренировал его в писании «на слух», причем в самых разнообразных условиях – на ветру, под дождем, в темноте, стоя, сидя и лежа. Кроме того, Чириков несколько дней подряд выспрашивал у служилого всякие неожиданные подробности, вроде того, сколько сушеной рыбы нужно человеку в день или в месяц, чтобы «сыту быть», и сколько надо, чтобы «голодом не помереть». Еще он очень заинтересовался новым для приезжих продуктом – сушеной икрой. По слухам, и малого количества этого «корма» человеку надолго хватает, чтобы сохранить силы. Кроме того, офицера интересовало, при каких условиях здесь у людей появляется цинга и как местные жители от нее лечатся. Митька не сразу понял, зачем все это нужно, потом выяснил: Алексей Ильич уже составил список «служителей», которых следует взять в плавание, и теперь сочиняет реестр продуктов, чтобы их всем хватило на год «без голоду».

Однажды утром Чириков облачился в форму, надел парик, шляпу и отправился к капитану. Вернулся он довольно быстро, был расстроен и зол. Что-либо рассказывать отказался, а велел Митьке сразу писать в дневник под диктовку: «…июля месяца 728 году представил е. б. господину капитану Берингу реляцию о том, сколько надлежит взять на море провианту и служителей. Сию реляцию капитан принять не благоволил, а токмо выслушал словесно и объявил намерение свое о взятии провианта держать совет со всеми, с кем надлежит…»

– А с кем надлежт-то? – поинтересовался Митька.

– По морскому уставу, со старшими офицерами, – ответил Чириков.

– Эт кто ж такие будут, ваш-бродь?

– Я да Шпанберг!

– Тогда не разумею…

– Я тоже, – признался лейтенант. – Только получается, что напрасно мы старались.

– Ежели только это напрасно, – криво усмехнулся Митька, – то невелика беда.

– Боюсь, так и есть, – вздохнул Чириков. – Не идут у меня из мыслей твои рассказы про людей за рекой Анадыром.

– То не мои рассказы, я ж не бывал там, – поправил его Митька. – Да и нет за Анадыром людей, иноземцы одне обитают – чукчи, коряки и прочие.

– Вот и думаю я, что непременно надо взять с собой толмачей, чтоб с теми народами говорить умели. И сетей взять, и невод – я и сам заметил, что, когда люди свежую рыбу едят, цинги у них не бывает.

– Это вы верно удумали, ваше благородие, – одобрил Митька. – Только уж писать попусту не трудитесь.

– Да, пожалуй… Но в дневнике отметить надо все подробно.

– Все пропишу! – с готовностью заверил Митька. – Только сказать извольте.

Через несколько дней действительно состоялся офицерский совет. Правда, по словам Чирикова, решались там в основном вопросы, непосредственно к плаванию не относящиеся: кого из работников и служивых отпустить, а кого оставить на Камчатке, и если отпустить, то какое довольствие и в каком количестве выдать на дорогу. Под конец – без записи, полуофициально – был утвержден состав команды, а комплектование и погрузка продуктов были поручены лейтенанту Чирикову.

– Ну вот, – сказал Митька, – за что боролись, ваше благородие, на то и напоролись. Ну, хоть не зря списку писали.

– А, – махнул рукой офицер, – невелика радость. Беда куда больше: места на корабле совсем мало – у нас же одна палуба. Однако ж велено взять, кроме прочих, пять плотников, барабанщика, девять солдат и шестеро слуг офицерских! Говорю, куда столько?! А мне в ответ: коли народу много, давай толмачей оставим и слугу своего можешь не брать. Восемь матросов на такие паруса – уму непостижимо!

– А солдат-то зачем в пустые края везти?

– Господа командиры опасаются, как бы в новых землях от немирных народов ущерба судну не причинилось.

– Ну-ну, – понимающе усмехнулся служилый. – Почто ж на такие земли с воды вылазить? Может, вы боем брать кого собрались? Вон, пушек-то на корабле сколько! Такую тяжесть в такую даль тащили!

– Митрий, не задавай глупых вопросов, – поморщился лейтенант. – Я бы, может, и ответил тебе, да негоже офицеру начальство хаять перед нижними чинами.

– Я ж не вашего полку нижний чин, – заметил Митька. – До дел ваших мой интерес малый.

– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, Иванов Димитрий. Когда военное судно в походе, по уставу положено писать в судовой журнал все события, все наблюдения и условия, как корабль идет. Нам же указано не за вахту писать, а за каждый час.

– Прощения просим, это скока?

– Ах да, ты не знаешь, что такое час… Ты ж был на борту? Видел в рубке бутылочки такие – с песком?

– Кажись, видал… – кивнул Митька.

– Склянки называются. Как в малой склянке два раза весь песок вниз пересыплется, так час прошел. А в большой – четыре. Сутки – шесть больших склянок или сорок восемь малых, только сутки на судне с полудня считаются, а не полуночи.