На краю небытия. Философические повести и эссе

Только спустя время перестал он ее винить, когда все известные ему слова о трудности женской судьбы дошли до его сердца. Но странное и страшное чувство одиночества терзало его, хотя формально он был все еще женат, то есть вроде бы не один. Но смысл его мироздания все еще был в Эдите, а она отвергла его. Вот в таких ситуациях, как он понимал, мужики спивались, стрелялись или поступали, как Лермонтов, который довел Мартынова до дуэли, чтобы тот его убил. И сказал себе, что если еще раз встретит женщину, которая его полюбит, то он будет другим.

Тогда он начал писать книгу о русской эмиграции. И это чувство брошенного, оставленного любимой женщиной мужчины вдруг позволило ему ощутить всю горечь эмигрантской ностальгии не извне, не через лирику и шансонные песни, а просто пережить эту звериную тоску и ужас пустоты. Он писал: «Лишь любовь родных и верных женщин создавала ту атмосферу жизни, которая позволяла дышать в почти безвоздушном эмигрантском пространстве. Постоянная ностальгия русских эмигрантов по потерянной общей большой любви, о Родине, которая, как любимая, но неверная женщина, отторгла их в пору страстной любви, когда вся их жизнь была посвящена ее преуспеянию и духовному возвышению. Тоску и отчаяние их трудно сегодня нам представить без подобной жизненной параллели. Не случайно характерное для многих культур сравнение Родины с невестой и женой. Хотя ХХ век весь был соткан из таких несчастных судеб. И русских мыслителей и писателей, брошенных и отторгнутых Россией, спасли их жены, явившие собой то искомое воплощение “вечной женственности”, о котором мечтали и Данте, и Гёте, и Пушкин, и Владимир Соловьёв, видевший в “вечной женственности” противостояние адским силам мира». Такую жену и хотел Мирон теперь найти.

И в эти лихие девяностые он завел неожиданный для себя роман. Он, привыкший к женщинам богемы, сам себе удивлялся. Он не думал поначалу, что это любовь, просто очередной роман, но затягивающий, поскольку чувствовал себя с ней, как молодой и никогда не утомляющийся любовник (да еще с сохранением всего сексуального опыта), она родила ему дочку, и они стали жить вместе. Поженились позже. Он забыл Эдиту, хотя не совсем, иногда глухо отдавалась она болью.

Когда он смотрел на Арину, в глазах был туман, а в ушах звон. А все началось, как в волшебной сказке. Дурацкая конференция в Красновидово, на берегу Можайского моря. Он туда поехал, зная, что там должна была быть одна из его бывших любовниц. Хотел развлечься, точнее, вволю напиться. Отдохнуть от несостоявшейся семейной жизни да любовную неудачу с Эдитой забыть. Но увидел Арину с ее вьющимися светлыми, почти белыми волосами, с усмешкой во взгляде синих глаз, венерину фигурку и – пропал. Там оказалась одна из его аспиранток, бывшая сокурсница Арины. Мирон попытался сразу взять свое, как привык, но она отказалась даже пойти с ним вечером гулять. Тогда однокурсница сказала Арине, что она с ними пойдет, но через двадцать метров растворилась в белесом вечернем тумане. Они шли, словно английским парком среди заиндевевших толстых дубовых стволов, и уже она не возражала против поцелуев. Через неделю она написала смску (Мирон удивлялся, как быстро вошел в обиход этот способ общения!): «Я постоянно вижу твое лицо, взгляд, слышу голос – можно ставить диагноз». Но прошла еще пара месяцев, прежде чем она сдалась. Потом она, смеясь, говорила, что, конечно, как мужчина он произвел на нее впечатление, что женщину мужественность радует. Но уже на конференции она почувствовала, как она выразилась, «запах мысли», от него исходящий. А еще в школе, на вопрос, какие ей нравятся больше мужчины – блондины или брюнеты, она отвечала, что умные. Это то, чего она хотела от жизни, – быть подругой творческого и умного мужчины. И после вечера в мастерской приятеля, когда, как выяснилось, он еще и лишил ее девственности, он повез ее в такси к ней домой, думая, как бы свалить и больше не общаться. А она шептала, прижавшись к его плечу: «Теперь твоя. Навсегда твоя». Ему казалось, что такого ему никак не надо. Но прошло несколько лет непрекращающейся любви. Тогда-то он и сделал то, что никогда не думал делать, занимаясь любовью с другими женщинами, – развелся. Он оставил первой жене родовую, еще дедовскую, квартиру. И они с Ариной расписались и принялись скитаться по съемным углам. Так прошло пять лет.