На краю небытия. Философические повести и эссе

Надо было еще полежать, притерпеться. В конце концов, чем меньше пьешь жидкости, тем легче не ходить в туалет. Боль утихнет, и он встанет. Хорошо, когда воет ветер, а ты молод, молод, лежишь, тепло укрыт, читаешь книжку и думаешь, что когда-нибудь будешь вспоминать этот вечер уюта. А когда тебе шестьдесят семь?.. Почему он не передал своей тревожной натуры детям? Никто не зайдет, не навестит. А как квартиру будут делить? Он бы так не смог. К отцу он ездил каждую неделю, а звонил каждый день (мама умерла восемь лет назад), деньгами помогать не мог, как раньше, но старался, приезжая, хотя бы фрукты привезти. У отца жила женщина, ухаживавшая за ним. Раньше они с братом платили ей зарплату напополам, а теперь едва мог выделить тысячу рублей, жалкие тридцать долларов. Брат Цезариус поначалу требовал, чтобы он платил прежнюю сумму – шесть тысяч рублей. «Это наш общий отец», – пояснял он свою точку зрения. Но что делать, если получал Павел теперь всего четыре с половиной тысячи, сто шестьдесят долларов, из которых две тысячи платил за квартиру. Цезариус предложил ему продать или поменять свою квартиру, которая ему не по карману, получить некую сумму, чтобы он мог по-прежнему вносить свою половинную долю на оплату отцовской сиделки. Павел отказался. Менять привычную трехкомнатную квартиру, набитую книгами, – трудно было даже вообразить себе. Куда книги деть? Выкинуть? Но так долго жили ими!.. Да и страшновато было. Ему несколько раз звонили, предлагали выгодные обмены, скажем, на двухкомнатную с очень большой доплатой. Но он отказывался, боялся, не верил, бросал трубку. Слишком много писали, как при таких обменах стариков выкидывали вообще на улицу, если не убивали в пригородном каком-нибудь парке. У брата Цезариуса (поздний ребенок – и странное имя ему отец дал) было три квартиры в Москве, не говоря о лондонских апартаментах, да еще и трехкомнатная родительская квартира была завещана тоже ему.

И дело ведь не в возрасте, просто он никогда не умел зарабатывать. Никогда не умел устраивать свои дела. Всё жил по принципу: оценят и позовут. Но никто не звал и денег не давал. Хотя порой и ценили. Но как жить на тысячу? Немыслимо, раньше он и вообразить себе такого не мог. Как он испугался, когда все тот же министр Михаил З. объявил об отмене льгот и их монетизации!.. Понятно, что ездить по городу он теперь не сможет, бесплатных лекарств не будет, а добавленных пятисот рублей ни на что не хватит. Но перекрывать дороги с другими стариками-пенсионерами не пошел.

Ему это казалось бессмысленным, все равно отношение к народу у богачей-чиновников не изменится, и решения они не отменят. Но когда вышли десятки тысяч на улицы, правители вначале объявили, что жестоко накажут зачинщиков, а все же потом льготы оставили. В эти дни он вынужденно посетил опять Пенсионный фонд.

Женщина в кабинете № 223, длиннолицая, с крашенными в красное волосами, была неласкова: «Мужчина, сегодня не приемный день, посетителей не принимаем». – «Да мне только заявление написать на перерасчет». При этом от подъема на второй этаж он тяжело дышал. Потягивая чай из чашки и причмокивая: «Мужчина, вы не слышите? Мы вас не примем. Вами же заниматься надо, найти дело, внести исправления, а у нас сегодня другие дела». – «Да я же в прошлом году приходил в четверг». – «Что было в прошлом году, нас не касается. Идите, почитайте на двери правила». – «Ну хорошо, а если я заявления не напишу, мне пенсию все же пересчитают? Ведь надбавки какие-то от правительства были». – «Без заявления, мужчина, никаких увеличений не будет». – «Так что, мне в очереди стоять?» – «А вы думали, мужчина, пенсия просто так достается?»

Возражать, что за эту пенсию он всю жизнь работал, Павел не стал. У него, правда, что-то лежало на карточке, куда переводили зарплату с последней – неофициальной, в фирме – работы (из МЕОНа). Но деньги эти он тратил скупо, чтобы оставить себе на похороны. Код карточки (с объяснением, для чего эти деньги) он написал на листке бумаги, положив ее в верхний ящик письменного стола, очень надеясь, что первыми по случаю его смерти придут сын или брат. Вот только Дашиных долларов там не было.