На краю одиночества

Она кружится, повторяя это имя на разные лады. Она создает людей, разных, Анне совершенно незнакомых, и среди этих людей нужно отыскать того единственного, с которым Анна решилась связать свою жизнь.

Именно так.

Успокоиться и отыскать. Паника никогда и никому не помогала, а потому следует взять себя в руки. Тьма смеется и корчит рожи. Она спрашивает Анну, неужели та настолько самонадеяна? Неужели и вправду думает, что у нее получится?

Что она достойна?

Анна не знает, достойна ли. Она закрывает глаза, отрешаясь от окружающего ее мира, который слишком зыбок, чтобы ему верить.

Связь должна быть.

Кровь.

Кровь не водица и… и по ней надо найти Глеба, просто почувствовать, где он… нить… вот эту… взяться за нее.

- Ты просто удачное решение, - сестра Глеба первой заговаривает. – Для меня удачное. Ты никчемна. Бестолкова. И долго не проживешь. А он не выживет без тебя. Уйдет. И я стану, наконец, свободна. Я получу деньги. Много денег. Я буду жить так, как мне хочется.

- Живи, - выдыхает Анна и делает шаг.

А после поднимает руку, отделяя себя от той, в ком нужной крови капля.

- Мой сын достоин лучшего, - эта женщина в темном платье Анне незнакома. Она скорбно поджимает губы и качает головой, становясь неуловимо похожей на Лазовицкую. – Кого он выбрал? Мещанка… найденыш… больная и проклятая. Ты же не сможешь дать ему детей, а в этом и только в этом состоит главный долг женщины.

- У нас уже есть дети, - Анне легко отвечать той, которой не существует. – Нам хватит.

Еще шаг.

Мужчина. Он разглядывает Анну с насмешкой, он темный, темнее прочих, и кажется куда плотнее иных детей.

- Надо же, рискнул… кто бы мог подумать. А ты зачем связалась с этим ничтожеством? Знаешь, что тебя ждет?

- Жизнь.

- Или смерть, - он шагнул к Анне и схватил ее за руки, дернул, и прикосновение это было вполне себе явным. Анна удивилась.

А после закричала.

От боли.

- Это только начало, деточка… неужели не понимаешь, насколько опасно связываться с подобными мне? И ему? Кровь от крови, плоть от плоти, - тяжелый шепот его проникал в разум, лишая воли. – Знаешь, зачем все это? Он просто-напросто понял, что ему нужна игрушка… беспомощная, не способная сопротивляться. И выбрал тебя. Ты именно такая. Ты слабенькая.

- Нет.

- Не способная…

- Нет!

- Игрушка…

- Нет! – ярость затопила Анну. Она не позволит. Никому и никогда не позволит так с собой обращаться. Она… она пламя.

И ветер.

И…

Огонь вспыхнул и вырвался из ее тела, потянулся к небесам, напоив их светом. И тьмы не стало. Почти.

- Все хорошо, - сказал ей кто-то, обнимая. – Все закончилось… все… уже закончилось.

Глава 18

Глава 18

Граница миров затрещала.

И расползлась, освобождая скованную тьму. Она выплеснулась густыми чернилами, вскипела, поднялась, заполоняя собой изнанку мира. Она стерла и бледное пятно костра, и тени людей, в них собравшихся. А затем обратилась к Глебу.

Тьма смотрела в него.

А он смотрел в нее.

Было ли страшно? Нет.

- Бестолочь, - тьме нравилось играть, и она слепила фигуру. – Какая же бестолочь мне досталась…

Это было произнесено снисходительно, с легким недоумением, будто отец и вправду удивлялся.

- Мало того, что из всех женщин он выбрал ту, которая искалечена, так и решил себя с нею связать. Поделиться кровью. Силой…

Отец находился рядом. И Глеб вдруг ощутил себя прежним, мальчишкой, не способным противостоять настоящему мастеру Смерти.

Шаг.

И тишина.

И снова шаг. Второй и третий. И звуки эти, мягкие, тонут, растворяются раньше, чем Глеб успевает обернуться. А тьма клубится, выплетая одну фигуру за другой. Тьма спешит играть.

- Что же ты так, сынок? – этот голос тих и несчастен, и на него сердце отвечает знакомой болью. – Ты мог найти кого-то получше.

- Лучше нет.

Тьме отвечать бесполезно. Она отнюдь не разумна, она лишь отражение Глеба, его собственных страхов, которые теперь выплеснулись в мир. Там, снаружи, ничего этого нет. А есть лишь поляна и два человека, разделенные костром.

Что видит Анна?

Анна.

Глеб должен ее найти, знать бы, как…

- Какой смешной. Прячется, прячется и никак не спрячется, - звонкий голосок Лизочки был до того реален, что Глеб сглотнул. – Хитрец… правда, Ксиня?

Анна.

Думать следует о ней и только о ней.

- А помнишь, он за нами в купальнях подсматривал? Думал, что никто его не видит…

- Я там оказался случайно.

Тьма смеется девичьими голосами. Как же, как же… так тебе и поверили. Какие могут быть случайности? Ты ведь хотел, в этом правда, ты хотел взглянуть, понять, что же такого в обнаженном женском теле, что отец утрачивает разум.

- И кто тебе понравился больше? – продолжала допытываться Лизочка. – Наташка или Аксинья? Скажи, братец…

- Он слишком труслив, чтобы признаться, - это уже отец. Тьма лепит его фигуру, наделяет ее весом и призрачной плотью. – Да, мне не повезло с сыном.

Отец брезгливо кривится.

И сестры хохочут.

Матушка, которой тоже находится место, лишь вздыхает. Она сера, будто вылеплена не из тьмы, а из пепла, и единственная кажется ненастоящей. Она укоризненно качает головой, все повторяя:

- Как же так, сынок? Как же так…

Не слушать.