На краю одиночества

Он рухнул в нее, а тьма с готовностью обняла его. Спеленала, обрушила влажную землю. Глеб позволил ей сомкнуться. Он чувствовал ужас мальчишки.

- Нельзя использовать силу свою против людей, - его голос был слышен и под землей, хотя этой земли и не было. – Нельзя позволять своей ненависти застить разум. Это приведет к смерти. Быть может, нескорой, но мучительной.

Земля раскрылась.

А Курц не пошевелился, он лежал в этой могиле, глядя на кресты, и на церковь, и безумная улыбка стала еще более безумной.

- Так что, просто взять и простить?

- Отчего же, - Глеб зачерпнул горсть земли, поразившись, до чего реалистичной та вышла. – Прощать не обязательно, но с людьми стоит воевать людскими же способами. К примеру, заняться вопросом твоего наследства. Поверенный с этим справится.

Курц открыл глаза, и в них увиделось недоверие.

- Поверь, порой необходимость делиться причиняет людям мучения куда более страшные, чем наведенная зараза… но подумай для начала, так ли оно тебе надо?

Курц вновь закрыл глаза.

Кажется, думать он собрался, лежа в могиле. Что ж, каждому свое.

Сашка выплетала из тьмы косы, они вились жирными змеями, ложились у ног, и гляделось это жутковато. Темные глаза и вовсе почернели. А почуяв Глеба, девочка прижала палец к губам.

- Не мешайте, - сказала она строго. – Не видите, я занята.

И сосредоточенно нахмурилась.

- Чем?

- Я стану ведьмой… я стану самой великой ведьмой в мире… и никогда не буду такой, как мать.

- Какой?

- Слабой. Никчемной. Не способной защитить нас. Я буду богата и знаменита, и мужчины будут мечтать о том, чтобы взять меня в жены…

- Хорошая цель, - согласился Глеб, щелчком пальцев развеяв тьму. – Только не заблудись в иллюзиях, а то ведь можешь стать совсем не той, кем хочешь.

Арвис прятался.

И тьма ему отвечала. Они играли, позабыв обо всем, и кажется, это забавляло Калевого, который сидел, держа Янека за руку.

- Ему страшно, - сказал он Глебу с упреком. – Он слышит голоса, и ему страшно.

- А тебе?

- И мне страшно. Но ему страшнее.

Янек попробовал руку высвободить.

- Сиди уже. А то чуть не побежал… кто ж бегает по тьме-то? Это только ушастый наш может, но он нелюдь. А нам надо осторожно, правда? А то ведь заведет… думаешь, я никого не слышу? Маму слышу. Зовет меня. Говорит, что с нею я буду счастлив, только верить нельзя. Даже если хочется, все одно нельзя…

Глеб отступил, кажется, этим двоим помощь была без надобности.

- И с Миклошем справимся… тебе сразу сказать следовало бы. А отчима твоего и вовсе не стоит бояться. Я отцу расскажу. Он вчера пришел, представляешь? Мы целый вечер были вдвоем. Мы никогда-то раньше… всегда или тетка, или гувернер, а тут только вдвоем. И он со мной разговаривал. Сегодня тоже придет. Я ему скажу. Обещаю. Только адресок дай… небось, с графом связываться не рискнет.

- Батька… сказал, что я трус… пришел и сказал.

- Это не он. Это тьма. Она заглядывает в нас и ищет слабину. А слабина есть у всех. Поэтому надо слушать ее, но не слушаться, понимаешь? Узнавать, где ты слаб, чтобы потом стать сильнее…

Тьму Глеб отозвал не сразу.

И остаток урока прошел в молчании. Мальчишки думали. Сосредоточенные, местами растерянные, кажется, они впервые начали осознавать, с какой силой столкнулись.

А Глебу подумалось, что, возможно, у них есть шанс.

У всех есть шанс.

Глава 21

Глава 21

В банк Анна отправилась ближе к полудню.

Она собиралась долго.

Тщательно.

То и дело замирая, прислушиваясь к тому, что происходит вовне. Ветер принес тень тьмы, которая коснулась Анны и растворилась, будто успокоившись, убедившись, что она, Анна, здесь и никуда-то не денется. После появился Шурочка с запиской от Глеба. И его Анна напоила молоком.

Стало вдруг спокойно.

И страх, поселившийся под сердцем после разговора с дедом, отступил.

Разве можно думать о плохом, когда на кухне пахнет сдобой, а за столом устроился светловолосый мальчонка, прехорошенький, что ангелок с иконы.

Молоко.

Булки.

Масло. Ветер, что крутится тут же… запах чубушника, перебивший прочие ароматы.

Записку Анна тоже написала, и не удержавшись, брызнула на бумагу туалетною водой. Шурочка отчего-то покраснел…

- Передай, что я скоро вернусь…

…и все-таки…

…дед не прав. Он не может быть прав. И сам в том скоро убедится. Анне же… Анне просто нужно вести себя, как обычно. Правда, обычно она как раз-то от людей прячется, а тут…

…но за украшениями все одно надо ехать.

…и чем не повод прогуляться по городу, посидеть в чайной, где Анне совсем не рады… сплетни последние, опять же…

Она вздохнула.

Простое льняное платье, украшенное лишь легкой вышивкой по подолу, смотрелась простовато и грубовато даже, но вот брошь с янтарем эту простоту смягчила.

…сердце ухнуло и заторопилось.

Трость!

Нога больше не болит, да и вовсе чувствует себя Анна вполне неплохо, но… как обычно, как всегда… и кто-то, кто будет за Анной следить, не должен заподозрить неладного.

Она заставила себя дойти до конюшни.

Мотор ждал.

Слегка запылился, но мыть его некогда. И прислугу вправду придется нанять, если, конечно, Анна отыщет хоть кого-то, кто согласится работать с женой некроманта.

Женой.