На краю одиночества

Что он должен подсказать?

Кому?

Скоро уже… ей обещали, что осталось немного, но хватит ли у Анны сил дождаться?

Земляной раскладывал жуков.

Он доставал их из бархатных гнезд щипцами, аккуратно выкладывал на стол, раздвигал натертые до блеска надкрылья, бережно касался каменного брюшка, активируя кристалл.

- Всего пять. Больше, извини, не успел…

Жуки оживали не сразу.

Несколько мгновений они просто лежали, будто и вправду неживые. Впрочем, в полной мере живыми их назвать было нельзя.

- И что это? – Глеб присел на корточки, благоразумно выставив между тварью, которая вяло шевелила золочеными усами, и собой щит. Тварь медленно двинула узорчатою лапой.

Поднялась.

- Это жук.

- Я вижу.

Второй.

И третий легли рядом. Отличались они лишь цветом эмали на лапках.

Первый поднялся, закружил, уперся в щит. Усы его мелко завибрировали. Выглядел жук донельзя возмущенным.

- Нам ведь кровь нужна? – Земляной пребывал в том меланхоличном настроении, которое свидетельствовало, что голову его посетила очередная, вполне вероятно, гениальная мысль. – Вот и добудут. Твоя задача – поставить их на ауру объекта. Дальше закрепятся. Сядут где-нибудь на шею… незаметно.

Для голема, конечно, жук выглядел вполне компактным, но Глеб вполне резонно сомневался, что кто-то не обратит внимания на золоченую тварь размером с грецкий орех, буде она приземлится на шею.

- Рассеивающий внимание полог. И локальная анестезия… в общем, в теории заметить не должны.

- А на практике?

- Они достаточно верткие и крепкие, чтобы выдержать удар… и вообще, не проверим, не узнаем. Или у тебя другая идея?

Других идей не было.

- Смотри, берешь, - Земляной подхватил ожившего жука под брюшко, - сжимаешь вот так…

…беспокойство усиливалось.

Бал.

Какой бал?

Куда ей на бал? АННА помнила те балы в Петергофе, присутствовать на которых она была обязана. И самый первый, к которому готовилась, втайне ожидая чуда.

Наивная.

Дорогое платье. Тогда оно казалось неоправданно дорогим. И комплект, взятый Никанором на время. Анна еще дико боялась, что с этим комплектом что-то случится, и тогда…

…она помнила лестницу, казавшуюся бесконечно.

Свет.

Огромную залу с сияющим паркетом. Множество людей, которые Анну видели, но не считали ее хоть сколько бы достойной своего внимания.

Собственную растерянность.

Никанора, который нырнул в это человеческое море, потому что его вело дело, а дело требовало действий, и Анна осталась одна. Она улыбалась. Так старательно улыбалась, что вскоре стала ненавистна самой себе, и еще лицо заболело от этой улыбки.

Она кивала кому-то.

Приседала неловко, вспоминая, чему ее учили на курсах. И все одно оставалась одна. Ее огибали, делая вид, будто не замечают, будто вовсе не видят, будто ее, Анны, даже не существует.

Алое платье льнуло к коже.

Утешало?

Ледяной шелк. И Анна ловит его пальцами, расправляя складки, которые возникают в другом месте. Платье больше не кажется столь уж удачным выбором. Напротив, оно будто подчеркивает неестественную Анны худобу.

А ожерелье глядится ошейником.

Безумно дорогим, словно вырезанным из цельного камня, но все же…

Успокоиться.

Волосы уложить. Надо было бы вызвать куафера, но… нет, Анна и сама справится. Толика ароматного воска. И мятное масло на виски, чтобы избавить себя от излишнего беспокойства.

Парные браслеты.

Тяжелые.

Камни в искусственном свете глядятся куда более темными, кровяными.

Анна ощутила за спиной движение и сказала:

- Я не уверена, что хочу туда идти.

- Я уверен, что не хочу, чтобы ты туда шла, - на Глебе черный костюм, и в этом Анне видится некая неуместная траурность.

По ком?

Нет, прочь из головы.

- Но нужно, да?

- Если не хочешь, то нет. Я скажу, что ты приболела.

- Боюсь, - Анне удалось улыбнуться, - тогда Дед лично явится меня лечить.

…а мертвую поднимет, потому что…

Вздох.

И притворное:

- Ты же будешь рядом?

- Буду, - обещает Глеб.

- Значит, все у нас… все ведь получится? Как надо получится…

…будет долгая ночь. И поцелуй на рассвете, всенепременно чудотворный, потому что сказочным поцелуям не положено быть иными. Проклятье спадет.

Анна превратится…

…в кого?

Какая разница, лишь бы не в тыкву.

Она обернулась, бросив последний взгляд в зеркало. Вздохнула вновь, на сей раз вздох получился весьма жалобным, и сказала:

- Идем… а то ж без нас начнут, неудобно получится.

Земляной вырядился в зеленое.

И цвет выбрал, что характерно, яркий, почти ядовитый.

Розовая рубашка.

Галстук, завязанный небрежным узлом. И толстая золотая цепь поверх пиджака. На цепи крупной бляхой болтался орден. Второй примостился на плече и гляделся столь же нелепо, сколь и узорчатая тросточка, на которую Земляной опирался.

- Выглядишь шутом, - счел нужным заметить Глеб.

- Я уже обратил внимание вашего компаньона, что внешний вид его несколько более эпатажен, чем это может быть оправдано ситуацией.

- Иди на хрен, - Земляной поправил цепь, которая норовила съехать на одно плечо. Должно быть оттого, что это плечо было несколько ниже второго.

Даниловский не обиделся, лишь укоризненно покачал головой. А Дед ответил:

- Чем бы дитя не тешилось…