На краю одиночества

- Полагаю, большей частью из-за денег. Но потом спросим. Если, конечно, будет у кого… знаешь, меня всегда удивляла та наивность, с которой люди полагают себя умнее прочих.

- Давид? – тихий оклик заставил людей оживиться. – Давид, ты…

Она сделала шажок, близоруко сощурилась, вглядываясь в ночь, которая для нее была непроглядна. А кто-то из пришлых передернул затвор.

- Стой, - его остановил тот, кого Глеб решил убить. Просто потому, что на жизни этого человека держались остальные, он привел их к дому.

Он убедил, что дело того стоит.

Заплатил.

И держал всех своей уверенностью.

- Не хватало шума…

Он вышел из-под полога, шагнул к женщине, приобнял ее. И упал до того, как успел нанести удар. Из руки выпал нож, и клинок блеснул в полутьме.

А ограда пришла в движение.

Она налилась чернотой, той угольной, непроглядной, которая будит в душах человеческих потаенные страхи и воспоминания о временах, когда во тьме жили чудовища.

Они и сейчас здесь.

Стозевны.

Стоглазы

Когтисты и голодны. Глеб почувствовал, как натянулась ткань мира и, привлеченные пролитой кровью твари, изготовились сделать шаг.

Кто-то охнул.

- По-моему, достаточно, - Земляной отряхнулся, и тьма слетала с него комьями грязи. В следующий миг мир стал прежним, разве что граница все еще ощущалась нестабильной. – И это вас касается…

Он сдернул полог.

Десятка два… немного, но достаточно, чтобы солгать о толпе возмущенных горожан. И толпа будет, заведенная речами, она приближается к дому. Глеб слышит и крики, и пьяные голоса.

Звон разбитого стекла.

- Смерть темным! – этот крик проносится по улицам, и его подхватывают многие голоса.

…кто бы ни задумал спектакль, он постарался.

- Мастера! – взвизгнул кто-то и, верно, со страху, нажал на спусковой крючок. Только ничего не произошло.

Ржавчина доедала металл.

- Смерть… - толпа приближалась с двух сторон. И теперь Глеб отчетливо ощущал ее настроение. Чем-то это походило на слияние.

Исчезли люди разумные в той или иной степени. Боязливые. Или храбрые. Бестолковые. Имеющие собственное мнение. Кому в толпе дело до чьего-то там мнения? Она переварила их всех.

Старых.

Молодых. Здоровых и не слишком. Красивых, уродливых, обыкновенных… тех, кто еще утром раскланивался с соседом, обмениваясь сплетнями…

…дай нож, и он вопьется в горло этому соседу, а толпа лишь взвоет, радуясь пролитой крови. Она, чудовище, сама по себе.

Безумна.

Бездумна.

И голодна. Глеб ощущал этот голод, как и страх, обуявший людей. Что им обещали? Простое дельце? Прийти в дом, дождаться, когда дверь откроют, и вырезать всех, кто в доме найдется. А потом… потом уже толпа.

Огонь.

И как после разобрать, кто прав, кто виноват.

- Знаешь, дорогой мой товарищ, - Земляной вытащил тьму в явь, слепив из нее уродливый шар. – Мне всегда казалось отчасти несправедливым, что в большинстве подобных историй отвечают за содеянное вовсе не те, кто и вправду виноват.

Тьма была податливой, и когда ее набралось достаточно, Алексашка поднес ее к губам и подул. А Глеб добавил силы.

Проклятье развернулось в воздухе, выплеснуло тончайшие нити.

Кто-то закричал.

И заткнулся.

- У вас будет шанс, - сказал Алексашка, глядя на людей с той улыбкой, с которой порою малюют святых. – Два дня, чтобы явиться в управу и написать чистосердечное признание.

- Глеб! – опомнившись, Елена кинулась к нему, вцепилась, прижалась и зашептала: - Глеб, как хорошо, что ты пришел… я…

- Пыталась меня отравить, - это произнес Даниловский и, кивнув, отметил. – Я должен отметить, что, несмотря на ваше нежелание касаться данной сферы, проклятья у вас получаются на удивление интересными. Я бы не отказался от схемы, если позволите…

- Он меня… он меня… - Елена заламывала руки, оглядываясь то на Даниловского, который выглядел по обыкновению спокойным, даже несколько отстраненным, то на Земляного, то на тело, вытянувшееся у калитки. – Он меня домогался!

- Боюсь, вы не представляете для меня интереса как сексуальный объект.

Легкий наклон головы. И в этом видится насмешка.

- Он… он… требовал, чтобы я… чтобы… я хотела…

Глеб прижал палец к губам.

Позже.

- Вон пошли, - велел Земляной, и люди отступили. А вот крики стали ближе… и кажется, добавился к ним протяжный собачий вой. Хлопнул выстрел.

Вновь зазвенело стекло.

- Смерть…

- Думаю, - говорить было сложно, - нам стоит уйти… отсюда.

Глеб коснулся шеи сестры.

И та обмякла.

Он успел подхватить тело, оказавшееся неожиданно тяжелым. Посторонился Даниловский, пропуская. А ниже по улице громыхнул взрыв…

…мужчина был…

Анна хотела его рассмотреть. Более того, она изо всех сил старалась его рассмотреть, но почему-то, стоило отвести глаза, и она забывала.

Какое лицо?

Узкое?

Широкое? А глаза? Не синие, не зеленые, болотные какие-то. Или карие? И сам гость незваный… коренаст? Или напротив, высок и худощав? Почему не получается?

- Надо же, - а вот княгиня его узнала.

И не удивилась.

Огорчилась слегка, но это было странное огорчение с привкусом горечи.