Честно говоря, он не ожидал такой бурной ответной реакции. Суровая прокурорша вздрогнула всем телом, ойкнула совсем по-детски и выронила из рук духи, которые вертела в руках. Потом она повернулась к нему, и он понял, что победил. Смятение, надежда, легкая паника – все перемешалось в этом взгляде. И радость, радость узнавания. Он это почувствовал. Это невозможно объяснить словами, но в этот миг он понял одно. Все его мысли, чувства, стремления, надежды возникли не на ровном месте. Он застал ее врасплох, и она не смогла скрыть своих чувств. И не важно было, что она сейчас скажет, он знал, что все сбылось. Он победил.
– Что вы тут делаете? – ледяным голосом спросила Елена Владимировна.
Совершенно дурацкий вопрос, он только выдавал ее панику. Ха-ха-ха. Девушка, вы кого сейчас обманываете? Себя, меня, окружающих?
– Простите, пожалуйста, я что, опять главный подозреваемый? Теперь, наверное, в хищении парфюмерии? – невинно поинтересовался Могилевский. И, не дождавшись ответа, зачастил. Нельзя сдавать позиции. Натиск, и только натиск, пока не опомнилась. – Знаете ли, Елена Владимировна, я пришел подарок купить. А тут, смотрю, вы. Сначала решил, что ошибся, ан нет. Интересуюсь спросить, вас каким ветром занесло на столичные просторы? Неужели решили в Москву перебраться? Так мы рады приветствовать лучших представителей Сибири и готовы оказать содействие. – Алексей Николаевич понял, что несет несусветную чушь, остановился на секунду. – Леночка, как я рад тебя видеть, – произнес тихо, проникновенно, от души. И – сработало!
– Я тоже очень рада видеть вас, – тихо, без надрыва, но очень искренне ответила она. Можно сойти с ума. Могилевский заволновался не на шутку. – Я всего на неделю приехала в Москву, в командировку.
– Слушайте, какая удача, что мы встретились. Это здорово. Вы свободны сегодня вечером?
Утвердительный кивок чуть не заставил Могилевского подпрыгнуть и выкрикнуть что-нибудь бойкое и хулиганское.
– А хотите, я вам покажу город?
Некоторое смятение, зажим, неуверенность.
Дави, Могилевский, не сдавайся.
– Конечно, поздней осенью Москва выглядит хуже. Предпочтительнее сюда приезжать в разгар лета или зимы, но я очень хороший гид. Я не повезу вас на Ваганьковское кладбище, честное слово.
Хорошо, улыбается, это отличный признак. Жми, Алексей Николаевич, используй свой шанс.
– Соглашайтесь, Елена Владимировна, я вам открою город с другой стороны и гарантирую, вы его полюбите, как люблю его я. Вы песни Антонова любите? – Боже, какую чушь он несет. Но ничего, не обратила внимания, кивнула согласно. – Вот это: «По переулочкам Арбата…» – я вам гарантирую.
– Спасибо большое, предложение очень заманчивое, но только мне нужно подарки купить, – прозвучало почти жалобно.
– Ерунда, успеете. Сколько у вас еще осталось времени до отъезда? – Правильный ход, пусть думает, что он не в курсе ее дел.
– Не считая этого вечера, еще шесть дней, – послушно доложила сбитая окончательно с толку Елена Владимировна.
– Не смешите меня, девушка. Шесть дней – практически целая вечность при современном ритме жизни. За это время вы сможете купить подарки знакомым и родственникам не только отдельно взятого города, но и всего региона в целом. Я же не буду приставать к вам все шесть дней, я человек довольно занятой. А сегодня я как раз абсолютно свободен, весел и счастлив. И встреча наша намекает на то, что пора зарыть топор войны глубоко-глубоко и выкурить трубку мира. Соглашайтесь, Елена Владимировна, пожалуйста, я вас очень прошу. Мне ваш город понравился, я тоже человек гостеприимный. И мне хочется, чтобы вы о москвичах и Москве были самого лучшего мнения.
Могилевский тараторил без остановки. Почему-то никак не удавалось перейти на «ты». Словно и не было между ними той незабываемой ночи. Он, старый ловелас, давно знал, что слова, самые умные или безнадежно глупые и бессмысленные, ничего не значат на самом деле. Но люди так устроены, что вынуждены оправдывать свои поступки, пытаются облекать их в витиеватые словесные формы, словно извиняются за сокровенные желания, которые их волнуют и мучают. Взгляд, прикосновение, страстный поцелуй – вот истинная правда взаимоотношений. Остальное все есть условности, людская глупость и ханжество. Если бы люди были искренни в своих чувствах, смелы в высказываниях, то счастливчиков на этой планете определенно прибавилось бы.
Елена улыбнулась, вернула злополучный флакончик на место и открыто посмотрела на Могилевского. Во взгляде сверкнула хулиганская дерзинка.
– А вы не боитесь, что я отвечу согласием на ваше предложение?
В вопросе некоторый вызов. Но что нам, старым бобрам, терять?
– Я в принципе не боюсь прокуратуры. Я человек законопослушный, налоги плачу исправно, оружия не имею. В общем, как в той анкете, не был, не привлекался, не участвовал. К тому же вы-то наверняка в курсе, что все подозрения в причастности к убийству с меня сняты. Так что я чист, аки новорожденный младенец. И не боюсь никого.
– Из всего сказанного я делаю вывод, что вы человек довольно скучный, – улыбнулась Елена Владимировна.