На краю печальных истин

Лера рыдала и была не в состоянии произнести ни одного членораздельного слова. Зато сидящие за столом получали неимоверное наслаждение от страданий его жены.

– Дашка, глянь!

От звука этого голоса Валентин Иванович напрягся. Это он, поганый шантажист, который звонил ему по ночам, который посеял сомнения в его душе и пытался шантажировать. Круг потихонечку замыкался. Только каким образом эти бомжи закабалили его жену и его, здорового и умного мужика, лишили покоя? Заставили подозревать Лерочку во всех смертных грехах. Да что там подозревать. Вопреки всем своим жизненным правилам он следил целый день за собственной женой, как последний маньяк. Он почти разрушил все, что было ему дороже всего на свете. По какому праву эти твари ведут себя как господа и повелители их судеб?

– Денежный мешок сам пришел, без приглашения. Видала, какой я умный? Все правильно рассчитал. Теперь нам, Дашка, красота! Коммунизьма настала самая настоящая. Закончились плохие времена. Бог не фраер, он все видит, – вновь раздался противный и знакомый до боли голос. Старик подхихикивал и кривлялся, как престарелый паяц.

Чубов безумным взглядом, не разжимая объятий, смотрел на этих двоих за столом. Те, словно не замечая присутствия нормальных людей, общались исключительно друг с другом. Хотя общением это назвать можно было с большой натяжкой. Разговаривал и разливал водку по стаканам только старик, опрокидывали емкости, правда, довольно дружненько, на пару. Старость бывает разная. Иногда прожитые годы делают лицо неузнаваемым и безобразным, иногда благородным. В этом лице удивительным образом соединились все людские пороки, вместе взятые. Чубова вдруг осенило, что именно так должен выглядеть дьявол во плоти. Не встречал он лица паскуднее, если честно. Девушка только улыбалась по-идиотски и в странном ритме покачивалась из стороны в сторону, словно неваляшка. То ли была пьяна до бессознательного состояния, то ли была дура от рождения, трудно сказать. Сумасшедший дом какой-то. Сплошное быдло вокруг, а его жена таскает тяжеленные ведра с водой и драит загаженные полы, пока эта странная парочка глушит паленую водку. Почему она здесь? Отчего она, всегда такая сдержанная, не может прийти в себя? Он каждым нервом чувствует, как сотрясается ее тело от тяжелых рыданий.

– Лерочка, – нежно прошептал Валентин Иванович жене на ушко, пытаясь изо всех сил привести ее в чувство.

– Лерочка-припевочка, – неожиданно развеселился старикашка, – ласкай ее, ласкай, может, правду скажет тебе. Ты денег привез, крутой? – Неожиданно эта мразь поднялась из-за стола и погрозила Чубову ссохшимся кулаком.

– Не заткнешься, убью, сволочь поганая.

Чубов был готов привести угрозу в действие, но он не мог отпустить обмякшее, беспомощное тело жены. Кажется, еще чуть-чуть, и Лера потеряет сознание. Все стало не важно. Он знал, что обязан ее оградить, спасти от окружающего кошмара, природу которого никак не мог понять. Валентин Иванович подхватил Леру на руки, пнул в сердцах ногой кособокую дверь и вынес жену на улицу. Прочь, прочь из этого дома, скорее на свежий воздух из смрада и мрака! Он сел на старое бревно под окном и стал баюкать, успокаивать жену, как маленького ребенка. Потихоньку ее рыдания стали затихать, она еще всхлипывала время от времени, но то ли сил не осталось, то ли решилась на что-то.

– Валя, – умоляюще прошептала наконец Лерочка.

Чубов замер. Он вдруг понял, что совершил страшную, непоправимую ошибку. Не надо было устраивать эту идиотскую слежку за женой и изображать из себя великого сыщика. Надо было просто любить и верить. А у него не хватило сил, ревность помутила разум. Он чувствовал, что сейчас, через несколько мгновений, все изменится и возврата к прошлому уже не будет. Ему стало по-настоящему страшно. Что он наделал? Зачем он мучает самого дорогого и любимого человека? Какой в этом смысл, чем все закончится?

Но было уже поздно. Лера взяла себя в руки, высвободилась из его объятий, села рядом на бревнышко и начала говорить. При этом голос ее звучал монотонно, без интонаций, взгляд был устремлен в никуда, она каким-то зябким жестом обхватила свои плечи руками и говорила, говорила без остановки. Он слушал страшную исповедь жены и не замечал, как слезы катятся по его лицу, а пальцы сжимаются в кулаки. Бедная, бедная его девочка. Сколько ей пришлось пережить. Нести немыслимый по своей тяжести груз одной столько лет! Она даже поделиться своим горем ни с кем не могла. Чем он лучше ее обидчиков? Чего стоит его любовь, если Лера не решилась, не нашла в себе силы рассказать о себе ему, самому близкому человеку? Почему он не интересовался, что с ней происходило до того, как они встретились, как она жила? Да все очень просто. Она не любила вспоминать о прошлом, а он принял это как должное. Подумаешь, сирота. В некотором смысле даже проще. Какой же он эгоист. Нет ему прощения. На протяжении стольких лет рядом с ним изнывала и страдала от страшных воспоминаний любимая женщина, а он даже не замечал этого. Ему было хорошо, его все устраивало.