— Я поговорил с нашим радистом, — начал рассказывать Добрыня. — В той деревне, возле которой тебя из лодки выкинули, в Сосновке, пару месяцев назад новый радист появился. Точнее, радистка. Пришла пешком, как говорят, голодная и уставшая. Сказала, что сбежала с небес, попросила убежища. Ты уже понял, что мы не всех чужаков убиваем и не всегда. Вот и ее не тронули и даже приняли в общину, как и тебя. В Сосновке на тот момент давно радиосвязи не было. Старый Мастер умер, замены не нашли, а приемник сломался. Девушка его починила и стала Мастером, как положено. Умельцев, что в радио понимают, у нас мало осталось, так что ее очень ценят и берегут пуще глаза. Из других деревень просители приезжают: приемник починить или учеников взять.
— Спасибо, — пробормотал я.
— И что ты теперь будешь делать? Поедешь туда?
— Поеду, если отпустишь.
Добрыня нравился мне все больше. С ним почти не приходилось притворяться.
— Отпущу, — кивнул он. — С одним условием.
— Каким?
— Привезешь ее сюда.
— Зачем?
— А у нас тут на днях приемник сломался.
Я в упор посмотрел на воеводу. Он усмехнулся.
— Удивлен? Это правда, но не вся. Убедиться хочу, что с твоего большого корабля, который на небе остался, никто за тобой не наблюдает.
Я задумался. В словах Добрыни был резон. Если за мной следят с крейсера или с катера, то лишь с одной целью — надеются, что я приведу их к Анне. И как только я это сделаю, они прилетят и подберут нас.
— Если за тобой наблюдают, обратно до Ключей вы не доедете, — Добрыня как будто читал мои мысли.
— Допустим, — согласился я. — Но тебе-то что до этого?
— Привезешь ее — и я буду знать, что вас пока не нашли.
— И что? Нас могут найти позже и забрать из Ключей, и ты этому не помешаешь. И ничего с них потребовать у тебя не выйдет. Моя напарница еще могла бы за меня поторговаться. Те, кто придет за нами, не торгуются. Они берут то, что им нужно.
Добрыня помолчал.
— Может быть, ты и прав, — наконец сказал он. — Но я рискну. Привези ее, а там посмотрим, что из этого выйдет. Я дам тебе лошадь и бумагу, что нам нужен Мастер. Староста Сосновки передо мной в долгу и препятствий чинить не будет.
— Не будет, говоришь? — Я разглядывал Добрыню исподлобья. Мне не нравилось то, что он замышлял. — И когда же мне ехать?
— Да как будешь готов, так и поезжай, — ответил Добрыня. — Но не тяни. Скоро ударят настоящие морозы, а наездник из тебя так себе. Эй, Андрей, поди-ка!
Уже знакомый мне молодой конопатый дружинник упражнялся во дворе с тяжелой палкой. Услышав зов, он аккуратно прислонил ее к лавке и подошел к крыльцу.
— Какого бы коня ты неопытному наезднику посоветовал?
— Из наших конюшен?
— Нет, из соседских!
— Ему, что ли? — Андрей кивнул в мою сторону. — Да он лошадь-то хоть видел?
— Издалека, — ответил я.
— Ну-у… Я б, конечно, вообще лошадь такому ездоку не доверил, но раз ты, воевода, приказываешь… Орлика бы ему отдал. Он самый спокойный.
— Добро. Да возьми сейчас Алексея да потренируй его. Справишься?
— А чего ж? — Андрей щербато улыбнулся. — И пацанов позову, пускай посмеются.
— Ничего, смех — дело доброе. А учиться ему надо. Глядишь, он еще тебя обскачет.
— Решил чему-нибудь поучиться? — спросил Андрей, подводя мне гнедого конька. Тот нервно прядал ушами, видно, чуял неопытного человека. — Это правильно. Не бойся, — засмеялся он, заметив, как я отодвинулся. — Орлик не кусается. Погладь его. Ну.
Я послушно погладил коричневую морду. Дыхание у коня было теплое, а нос нежный и приятный на ощупь. Я немного расслабился.
— Так-то лучше. Морковку бы ему принести, ну ладно, потом. Пойдем, за околицу выйдем. Там и потренируешься.
Мы пошли по деревенской улице в сторону леса.
— Значит, бросили тебя, — заговорил Андрей. — Ну ладно, не грусти. Бывает. У нас тоже жить можно.
Я едва не рассмеялся. Этот парень не знал ничего, кроме своей деревни и пары соседних. И рассуждал соответственно.
— Расскажи, как на небесах, люди живут? — тем временем поинтересовался Андрей.
— Да как живут? — неохотно ответил я. — Жизнь — она везде одинаковая… Только вот Солнце у них над головой не собирается в любой момент взорваться.
— А что Солнце? — Андрей вслед за мной взглянул, не щурясь, на ненадежное светило. — Солнце милостиво.
Я вздохнул.
Обучение верховой езде затянулось до заката, и стоило немалых усилий как мне, так и моему учителю. В седло меня пришлось буквально закидывать, а потом началось:
— Да не натягивай ты поводья! Ноги так не сжимай! Расслабься. Будешь напрягать бедра — быстро устанешь. К лошади подладиться нужно, в такт с ней двигаться, понимаешь?
Я понимал, но уютнее на спине животного мне не стало. Первый час я мог лишь судорожно хвататься за поводья и прижиматься к Орликовой шее, потом все же постарался сесть посвободнее, и тут же за это поплатился. Конь сделал резкое движение, и я покатился по мерзлой земле, едва прикрытой вчерашним снежком.
— Ну кто так падает?! — донесся до меня крик Андрея.
Домой мы возвращались в сумерках. Я вел Орлика в поводу.
— Ты когда едешь? — спросил Андрей.
— Завтра хотел.
— Ну-у… Ты, главное, коню доверяй, зря не подхлестывай. Он тебя сам привезет.