Может быть, Сергей Семенович сам в молодые годы был разбойником. Может, он всему этому выучился на практике. Неспроста ведь он попал в Сибирь на каторгу, а потом к нам в Кульчек на поселенье. Вот тебе и Сергей Семенович! А еще говорят, что он мухи не обидит.
Тем временем Пантя Грязнов и Шимка Лупанов сбегали за Иваном Гарасимовым, а Дувка Браверман сходил домой и принес свою крашеную саблю и деревянный револьвер, который был так ловко сделан, что его аж не отличить от настоящего. Сергей Семенович взял саблю, махнул ею несколько раз для пробы и подцепил ее на свою опояску с левой стороны. Потом он повертел в руках Дувкин револьвер, полюбовался на него и заткнул его за свою опояску с правой стороны. Затем он попросил тех ребят, которые умеют петь разбойничьи песни и знают, как представлять разбойников, выходить в круг и садиться в легкие шлюпки. Тут сразу человек десять здоровенных ребят вместе с Михаилом Матвеевым и Захаром Поляковым вышли из толпы на середину круга и уселись на землю друг за другом, как будто они на самом деле сели в лодку на весла. А Сергей Семенович вместе с есаулом — Иваном Гарасимовым — зашли в лодку после всех. Они не стали садиться в лодке и остались в ней стоя. Потом Сергей Семенович махнул рукой, и ребята все зараз стали раскачиваться, как будто они и в самом деле сидят в лодке на веслах и плывут по реке. И тут Михайло Матвеев затянул, а остальные дружно подхватили песню, которую их научил петь Сергей Семенович:
Дальше они пели в песне о том, как эти рыболовщики ловят рыбу по сухим берегам, по амбарам, по клетям, по богатым мужикам, как у дяди у Петра они заловили осетра, да такого осетра, что с гнедого жеребца. А у тетушки Ненилы заловили три перины. И так далее в таком же роде.
Песня кончилась, когда они приплыли в какое-то распрекрасное место. Тут разбойники все встали на ноги, что означало, что они оказались уж на берегу. А Сергей Семенович вышел вперед, молодецки прошелся по кругу, как будто это он уж попал в дом к богатому хозяину, оправил свою большую бороду, лихо подкрутил усы и громогласно, без запинок, заговорил:
Тут он сделал знак своим разбойникам и громко запел:
А разбойники дружно, хором, рявкнули припев:
Толпа с интересом смотрела на этот ворошковский «тиятр», главным образом на самого Сергея Семеновича. Всегда молчаливый и какой-то пришибленный, он прямо преобразился, когда стал разыгрывать своего атамана. Он чертом расхаживал по кругу, немного припадая на свою хромую ногу. Левую руку он молодецки положил на эфес Дувкиной сабли, а правой лихо подкручивал свои длинные усы.
— Вот тебе и Ворошков! — слышалось из толпы. — Гляди, какой молодец! Настоящий атаман!
— Башковитый мужик. Ничего не скажешь.
— Увидишь, что дальше будет у него с этим есаулом. Прямо умора!
Ребята, разинув рты, смотрели на этот «тиятр», а я совсем забыл о том, что Чуня, того и гляди, явится сюда за мной.
Вдруг я почувствовал, что кто-то крепко схватил меня сзади за рубаху:
— Давай скорей домой. Тятенька из Комы приехал. Собирать надо тебя скорее в подписаренки.
— Куда собирать? В какие подписаренки? — спросил я Чуню, не понимая, о чем она ведет речь.
— В Кому тятенька повезет тебя завтра сдавать в подписаренки, — повторила Чуня. — Пойдем скорее, а то он рассердится. Да и мама не похвалит.
Тут я наконец сообразил, в чем дело, и мы бегом направились домой. Отца я нашел дома с Финогеном за столом. Они сидели за чаем и о чем-то оживленно разговаривали.