Читаем На краю света. Подписаренок полностью

— Хорошо. Тогда как вы предлагаете это делать?

— Это мы еще не решили. Это дело трудное. Собирались раз десять и все равно не решили.

— Что же дальше делать?

— Решать надо по-своему. Решать и делать по-своему.

— Хорошо. Как это делать?

— Это мы еще не знаем. Не решили еще.

— Значит, вы предлагаете делать раскладку по-другому, по-своему, и не можете сказать, когда завершите эту раскладку? Значит, вся волость, весь уезд, вся наша губерния должны ждать, когда вы в Витебке решите своим сходом, как делать раскладку податей?.. Хорошо. А что вы думаете на этот счет? — обратился Виктор Павлович к другому витебскому гласнику.

— Я думаю, надо делать, как сделано по всей волости. А то мы пропурхаемся с этим делом, пока к нам не пригонят на постой роту солдат и заставят кормить их бесплатно, пока мы не рассчитаемся полностью с нашими долгами.

— Правильно. Все правильно! — заключил Виктор Павлович и обратился с тем же вопросом к александровскому гласнику. Александровский гласник тоже высказался за раскладку по решению волостного схода.

— Теперь нам все ясно, — подвел итог своему разговору Виктор Павлович и отпустил Великолуцкого и Бижана до вечерних занятий на квартиру, а витебского и александровского гласников попросил остаться, чтобы уяснить некоторые вопросы с новыми старостами.

Разговор с новыми старостами был очень короток. Им было приказано вместе с гласниками Василенком и Бобриком немедленно возвращаться домой и под руководством волостного заседателя Болина и помощника волостного писаря Белошенкова приступить к раскладке податей, руководствуясь решением волостного схода по этому вопросу. Виктор Павлович очень торопил старост с этим делом и настоял на том, чтобы они сейчас же, не теряя ни одной минуты, вместе с заседателем Болиным выехали в Витебку. Волостному заседателю он наказал раскладку в Витебке и Александровке проводить по возможности мирно, мужиков ничем не задирать, о задержке Бижана и Великолуцкого ничего не говорить. Опираться надо в этом деле на прежних старост, которых мы освободили от этой кутерьмы, и на гласников Василенка и Бобрика.

Я знал, что Ананьев, старшина и заседатель оценивают положение в Витебке и Александровке как близкое к бунту против власти, против начальства, и видят в Великолуцком и Бижане зачинщиков и подстрекателей этого бунта. И я знал еще, что начальство производит аресты таких людей и куда-то их высылает.

Среди сельских писарей нашей волости Великолуцкий был моим добрым знакомым. У нас была с ним неравная дружба старого солдата с подростком-подписаренком. И он, естественно, после разговора с Виктором Павловичем зашел ко мне в судейскую посоветоваться о своих делах. Но что я мог сказать ему… Витебского и александровского старост у нас в волости тоже считали зачинщиками и подстрекателями. А Виктор Павлович приказал их переизбрать без всяких последствий, сообразуясь с тем, что они были не против раскладки, а только хотели провести ее не по бойцам, а по силе возможности. И я советовал Великолуцкому тоже держаться за это и не соглашаться с обвинением в намеренном срыве раскладки и тем более в подстрекательстве мужиков к бунту против начальства.

К назначенному времени Великолуцкий и Бижан явились в волость. В комнате Ананьева они застали Виктора Павловича, самого Ананьева, старшину Безрукова и урядника Чернова. В прихожей волостного правления сидели три здоровых мужика при медных бляхах. Великолуцкий и Бижан не придали этому особого значения, но им показалось странным отсутствие при этой встрече заседателя Болина, который, можно сказать, выволок их сюда из Витебки. А этот новый начальник, который перекроил на свой лад всю волость, встретил их очень уважительно, пригласил присесть к своему столу, справился о том, как они пообедали и отдохнули после утомительной дороги из Витебки, и стал жалеть их, что они попали с этой раскладкой в такое трудное положение, что должны расплачиваться теперь за срыв раскладки податей по всей Комской волости. Начальство здорово взбеленилось с задержкой раскладки в Витебке и Александровке и требует строгого наказания виновных в этом.

— Ну, мы тут вот посовещались об этом и решили не передавать это дело вверх высшему начальству, а наказать вас своей властью, которой располагает волостной старшина по закону. Это все проще и, главное, будет сделано на месте административным порядком, без суда, без вмешательства полиции, без судебной волокиты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Память

Лед и пепел
Лед и пепел

Имя Валентина Ивановича Аккуратова — заслуженного штурмана СССР, главного штурмана Полярной авиации — хорошо известно в нашей стране. Он автор научных и художественно-документальных книг об Арктике: «История ложных меридианов», «Покоренная Арктика», «Право на риск». Интерес читателей к его книгам не случаен — автор был одним из тех, кто обживал первые арктические станции, совершал перелеты к Северному полюсу, открывал «полюс недоступности» — самый удаленный от суши район Северного Ледовитого океана. В своих воспоминаниях В. И. Аккуратов рассказывает о последнем предвоенном рекорде наших полярных асов — открытии «полюса недоступности» экипажем СССР — Н-169 под командованием И. И. Черевичного, о первом коммерческом полете экипажа через Арктику в США, об участии в боевых операциях летчиков Полярной авиации в годы Великой Отечественной войны.

Валентин Иванович Аккуратов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука