Читаем На краю света. Подписаренок полностью

Изот удивленно посмотрел на нас. Потом остановился, вынул трубку, сплюнул в сторону и ответил:

— Здравствуйте, молодцы удалые! Чего-то рано вы сегодня отучились?

Тут, перебивая друг друга, мы объяснили ему, что у нас был сегодня только один урок. А завтра Павел Константинович будет учить нас весь день.

— Ну, давайте, давайте, ребята. Учитесь. Это дело хорошее, — сказал он в ответ и пошел догонять свою лошаденку, которая тем временем уж далеконько ушла вперед.

После встречи с Изотом наши языки как-то сами собой развязались, и мы начали вспоминать свой первый урок. Но говорили больше о каких-то пустяках. Ванька Рябчиков выразил недовольство тем, что Павел Константинович ходит не в сапогах, как все начальники, а вроде как в бабьих ботинках. И зимой, надо думать, ноги у него в таких ботинках сильно мерзнут. А Филипп Зайков завел разговор про то, что борода у Павла Константиновича какая-то ненастоящая. А Илюшка Точилков объяснил нам, что Павел Константинович одет совсем не в тужурку, как все мы думаем, а в пинджак и что этот пинджак полагается душить одеколоном. А потом Ванька Рябчиков стал хвалиться, что Павел Константинович был в прошлом году на именинах у ихнего Степана, просидел целый вечер и подарил Степке серебряный рубль.

Тут я вспомнил, как мы в прошлом году тоже звали Павла Константиновича на именины к Конону. И он пообещал непременно прийти. По такому случаю отец съездил в Кому купить бутылку красного вина, так как Павел Константинович обычную водку не пьет. А мама целую неделю варила и стряпала к этому дню разное угощение. Убили и зажарили поросенка-сосунка, зарезали на похлебку молодого петуха, напекли всяких стряпушек и фафилей. В назначенный день мама убрала к вечеру стол, приодела как следует Конона, и сами мы все приоделись, как на большой праздник, и стали ждать Павла Константиновича. Прождали его до самой поздней ночи. А он не пришел. Так что все понапрасну готовили и понапрасну ждали. Всем было почему-то очень стыдно. Обиднее всех было Конону. Под конец он даже заплакал от огорчения и стал говорить разное про Павла Константиновича, что он только к богатым ходит на именины, а к нам, бедным, и прийти не захотел. Ну, тут мама рассердилась на Конона и велела ему не говорить ничего плохого про Павла Константиновича. «Не пришел — значит, не мог, — сказала она. — Может, занемог или из сродственников кто приехал. Он ведь новоселовский. В любое время могут заявиться. И насчет нашей бедности тоже нечего принижаться. Мы хоть и бедные, а у богатых не побираемся, хлеб пашем, скотишку держим, все у нас есть свое. А что дом у нас без горницы, так это не беда. Вот подрастете — и пристроим горницу».

Дома я рассказал маме, как нас учил сегодня Павел Константинович. Она была очень довольна и посоветовала мне слушать Павла Константиновича внимательно, вникать в его слова, быть старательным и делать все так, как он творит. Ведь Павел Константинович плохому не научит. А потом она велела мне снимать все обновки и идти на гумно помогать отцу перекладывать в риге каменку. Зима уж на носу. Не успеешь и оглянуться, как надо будет начинать молотьбу.


С этого дня я стал каждый день ходить в школу. Поначалу Павел Константинович учил нас, как полагается правильно сидеть за партой, и каждый день проверял, чисто ли мы одеты и вымыты ли у нас руки. Потом мы стали учить буквы. Каждую букву всем классом тянули вслух, потом всем классом складывали их в слоги, а отдельные слоги в полные слова. Все это было мне не трудно, так как буквы я уже знал от Конона и даже умел составлять из них слова. Но я все равно внимательно слушал Павла Константиновича и усердно вместе со всеми вытягивал что надо. В общем, учиться читать мне было довольно легко. А вот с письмом… Тут все получалось не так, как надо. Когда Павел Константинович выдал нам тетради и перья, он сначала начал учить нас, как правильно класть тетрадь для письма на парту, как держать руку с пером на столе и чтобы не сгибаться в три погибели во время письма, не сопеть, не высовывать язык, очень аккуратно обмакивать перо в чернильницу, и не делать в тетрадях клякс и помарок. Пока мы не писали, а только делали вид, что пишем, все это получалось у нас очень хорошо. Сидели мы прямо, тетради наши лежали на партах чуть-чуть с наклоном, перья мы держали тоже по всем правилам, не сопели, и не потели, и не высовывали языки. Конечно, кой у кого все это получалось не совсем так, как надо. Но Павел Константинович тех терпеливо поправлял, садился за их парту и показывал, как будто сам он тоже ученик и вместе с нами учится писать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Память

Лед и пепел
Лед и пепел

Имя Валентина Ивановича Аккуратова — заслуженного штурмана СССР, главного штурмана Полярной авиации — хорошо известно в нашей стране. Он автор научных и художественно-документальных книг об Арктике: «История ложных меридианов», «Покоренная Арктика», «Право на риск». Интерес читателей к его книгам не случаен — автор был одним из тех, кто обживал первые арктические станции, совершал перелеты к Северному полюсу, открывал «полюс недоступности» — самый удаленный от суши район Северного Ледовитого океана. В своих воспоминаниях В. И. Аккуратов рассказывает о последнем предвоенном рекорде наших полярных асов — открытии «полюса недоступности» экипажем СССР — Н-169 под командованием И. И. Черевичного, о первом коммерческом полете экипажа через Арктику в США, об участии в боевых операциях летчиков Полярной авиации в годы Великой Отечественной войны.

Валентин Иванович Аккуратов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука