На краю таланта

— Я здесь обнаружил весьма занятную вещь, — задумчиво произнес он, не сводя глаз с листа бумаги.

— Вы очень непонятно изъясняетесь, — сказала я. — А что там у вас?

Следователь положил лист бумаги передо мной.

— Ознакомьтесь, пожалуйста.

Список насчитывал несколько позиций. Это был перечень уголовных дел, и рядом с каждым стояло мое имя с уточнением статуса. Свидетель, свидетель, понятая, свидетель, потерпевшая… Что?

Всмотрелась в дату. Дело было заведено больше года назад. Я сдвинула список в сторону Северского.

— Что это такое?

— Ваше имя фигурирует в нескольких уголовных делах, и каждый раз вы выступаете в новой роли.

Ах, вот в чем дело.

— Дайте-ка, — протянула я руку.

Северский тут же вернул бумагу. Я снова вчиталась в текст.

— Если я правильно понимаю, вы подозреваете меня. В чем? — напрямую спросила я.

— Если один и тот же человек неоднократно попадает в серьезные неприятности, то обычным невезением это оправдать нельзя, — пожал плечами следователь. — Вам прям медом намазано в таких местах, где непременно случается что-то плохое. Вас в полиции в лицо знают.

— Тогда я по списку.

Я могла бы разозлиться, но причины не было. Просто Северский не в курсе, что иногда я не ограничивалась своими прямыми обязанностями, а шла дальше в поисках правды И практически всегда ее находила. Разумеется, была при этом и свидетелем, и понятой, и даже пострадавшей.

— Номер один, — начала я. — На моего клиента, на тот момент бывшего, совершено нападение около дверей его квартиры. Здесь я проходила свидетелем, потому что преступник оказался его конкурентом, с которым я тоже была знакома. Номер два. Мой подопечный попадает в больницу с острым отравлением. Мне удалось вычислить отравителя раньше правоохранительных органов. Я обезвредила его в приемном покое той самой больницы всего за пять минут до приезда полиции. Значит, опять свидетель. Понятой была в тех случаях, если больше никого не могли найти. База отдыха, например. Прекрасно помню ту историю. Самоубийство одной очень успешной во всех отношениях дамы. Как потом выяснилось, ее просто убрал бывший муж. Но расследованием я не занималась, там все выяснилось без меня. Труп обнаружили утром, в это время я спала в соседнем номере. Поэтому проходила по делу не свидетелем, а понятой, хоть какие-то показания я все равно давала. Странно, что этого дела в списке нет. Номер три — пострадавшая. Да, точно. Мы с подругой оказались на месте аварии и помогли выбраться из машины двум детям. Тогда-то я и вывихнула ногу, а потом пропорола ступню. Мать, застрявшую в салоне, вытаскивали спасатели. Позже выяснилось, что аварию подстроила ее родная сестра, которая хотела отжать у старшей имущество. Знаете, я бы могла еще долго продолжать, но тут больше ничего не написано.

Северский наблюдал за мной с тихим восторгом. Он сидел, подперев подбородок ладонью, и едва заметно улыбался. Эта улыбка меня и взбесила.

— Что тут смешного? — не выдержала я, возвращая ему список.

— Просто наблюдал за вашей реакцией, — признался следователь. — Вы могли бы психануть, обидеться, накричать на меня и уйти, хлопнув дверью, но спокойно разрешили ситуацию. Браво.

Его ответ меня совершенно не успокоил.

— И вы для этого вытащили меня из постели?

— Так ведь не ночь еще. Откуда я мог знать, что вы спите?

— Действительно.

— А теперь серьезно.

Он убрал бумаги в стол и стал щелкать мышкой.

— Мне нужно было убедиться в том, что вы действительно помогали следствию, а не проходили по делу третьей слева. Знаете, есть такой тип людей, которые непременно хотят запечатлеть себя там, где вполне могут обойтись без них. И тогда их фамилии оказываются в протоколах. На деле же они ничем помочь не могут и обижаются, если им об этом говоришь.

— Да, я расследовала, но делала это неофициально, — поправила я. — Я профессиональный бодигард, а не сыщик.

— Обычно я не прошу совета у тех, кто так или иначе связан с делом, которое я веду, — невозмутимо продолжил Северский, — но иногда могу задать им несколько вопросов. Сейчас мне просто необходимо это сделать.

— Почему бы вам не задать интересующие вас вопросы Ане или Маше? — поинтересовалась я. — Повторюсь. Я совершенно не знаю Дмитрия Замберга, я общалась с ним, его сыном и дочкой всего пару часов, да и то вскользь. Анна же с ним работала долгие годы, была вхожа в его семью. Ну а Маша вообще бесценный экземпляр, потому что лучше всех знает своих родных. Придет в себя — расскажет.

— А почему вы заговорили именно о Маше?

— Потому что из всех Замбергов только она осталась живой и здоровой. Отец в реанимации, брат в полиции. На нее все шишки.

Северский терпеливо ждал, пока я закончу.