На краю таланта

— Думаю, когда Маша вызывала «Скорую», о брате она и не думала, — возразил следователь. — Он-то был жив и здоров.

— Зато он думал об отце, а не о себе, — напомнила я.

— Господи, как же с вами тяжело!

— Вы не видели Машу в тот момент, когда на Артура надели наручники. Понимаю, что судить обо всем навскидку нельзя, тем более что все находились в жутком стрессе. Но я уверена, что Маша не стала бы выгораживать брата, зная, что он виновен. Или опасен. Сами найдите определение. Хотя кое-какие сомнения у нее, конечно, были, но…

— Сомнения? Что именно она говорила об этом? — напрягся следователь.

На душе вдруг стало паршиво. Наверное, именно так чувствуют себя стукачи, которые вынуждены сливать кому-то информацию о других. Но я ведь не лгала. Вчера Маша четко и ясно сказала, что от брата можно было ожидать всего, чего угодно, но она не хочет в это верить.

— Сказала, что скандалы между Дмитрием и Артуром случались часто, но до такого никогда не доходило.

Пальцы Северского пробежались по клавиатуре.

— Вы лично за праздничным столом общались с Артуром? — спросил он.

— Да, общалась.

— И каким он вам запомнился?

— Показушник. Из тех, кто предпочитает казаться крутым лишь на словах, а на деле, скорее всего, ничего из себя не представляет.

— Можете назвать его истеричной личностью?

— Пожалуй, да. Но не уверена. Опять же, он мог лишь казаться таким.

— Он выпивал при вас?

— Да.

— Был ли он пьян, когда вы уходили?

— Нет, но он мог напиться после моего ухода, — напомнила я. — При мне он картинно употреблял коньяк.

— Угрожал ли он потерпевшему при вас?

— Нет. Но пытался задеть его словесно.

— Точнее?

— Не могу воспроизвести, не запомнила. Впрочем, смотреть на Дмитрия действительно было неприятно.

И это было правдой, тут я не лукавила. Не запомнила, не могла передать дословно и не стала этого делать. Ни к чему приукрашивать несуществующими деталями то, что случилось.

Северский засыпал меня вопросами. Я честно отвечала на каждый.

— Показалось ли вам, что Артур нарочно провоцирует отца?

— Не знаю.

— Отношения между отцом и сыном напоминали давний конфликт?

— Да откуда мне знать?

— А с сестрой Артур как при вас общался? — резко сменил тему Северский.

— Да вроде бы нормально, — пожала я плечами. — Поддразнивал. Но, кажется, между ними это в порядке вещей.

— А вот я так не думаю, — возразил следователь. — Во время допроса я заметил на Машином запястье свежие синяки и поинтересовался природой их происхождения.

Я тут же вспомнила, как Артур грубо обошелся с сестрой, больно схватив ее за руку. Но это явно было случайностью.

— И что же вам ответила Маша? — спросила я.

— Сказала, что брат не рассчитал силу. Вы видели, как это произошло? По какой причине он вдруг распустил руки?

— Да не распускал он руки в привычном смысле. Ляпнул что-то про отца или про его девушку… не помню уже. А Маша не выдержала, накинулась на него. Ну он и отреагировал. Не бил, не кричал, не угрожал. Не закапывайте его, пожалуйста, — попросила я. — Он действительно не рассчитал силу. Понимаю, как это выглядит с вашей точки зрения, но нет, проявления насилия с его стороны я не заметила. Он почти сразу же искренне извинился, все достаточно быстро уладилось.

— Вы словно выгораживаете его, — заметил Северский.

— У меня нет причин этого делать. Но и придумывать что-то тоже не буду.

— Если бы вы знали, сколько жертв пытаются выгородить своих мучителей, как только на горизонте замаячит полиция, — тихо произнес следователь.

— Знаю, — подтвердила я. — Стокгольмский синдром — страшное дело. Но сейчас не тот случай, — не согласилась я. — Домашним насилием там и не пахло.

— Важна каждая мелочь, — напомнил Северский.

— Я понимаю, но, повторюсь, жестоким Артур мне не показался. Все вышло случайно.

— Не говорил ли он о том, что планирует избавиться от потерпевшего?

Этот вопрос меня добил. Я даже не знала, как реагировать на услышанное.

— Вы думаете, что если бы Артур сказал при мне такое, то я бы спокойно ушла домой? — задала я встречный вопрос.

— Значит, не говорил, — заключил Северский.

Больше он ни о чем не спрашивал. Печатал на клавиатуре, что-то исправлял, потом начинал заново.

— Это был официальный допрос? — поинтересовалась я.

— Это был не допрос, — тут же ответил он. — Делаю пометки для себя. Не переживайте, я не буду на основании ваших слов вешать на парня статью. Мне просто нужно разобраться. Но есть еще кое-что, Женя.

— Дайте прочесть, — потребовала я и обошла стол.

Северский уступил свое место. Я тщательно вчитывалась в то, что он напечатал в обычном вордовском файле. Прочтя, успокоилась. Все верно. Не приукрасил, не соврал. И половину своих ответов я в тесте не увидела.

— Убедились? — спросил он.

— Да, спасибо.

Я вернулась на свое место.

— Это ведь не пойдет в дело? — на всякий случай еще раз уточнила я.

— Для того чтобы оформить нашу беседу как показания, мне необходимо заполнить форму, а вам — подписать документ. Нет же, говорю. Это мои личные пометки. Делаю для себя, чтобы все подробности были под рукой. Дело-то непростое.

— Вы так считаете?

Северский выключил компьютер и вышел из-за стола.