На краю земли

Промышлял я по Большой Черни, к югу до Белухи доходил, в Чуйских степях побывал, а в тринадцатом году надумал за Телецкое озеро перебраться. Слух такой шел, что там на Корбу ближе к Абакану соболя водились. Сборы мои недолгие: винтовку под руку, мешок за плечи, костер залил и пошел. У Кебезени перебрался через Бию, а дальше — где по берегу, где тайгой — иду вокруг озера. Места красоты неописанной, зверя много, а глушь такая, будто из всего человечьего племени ты один на земле остался.

В самую лютую зиму очутился я на Большом Абакане. Места такие, что вроде человек там сроду и не бывал. И вот однова сижу я ночью у костра, подремываю. В тайге завсегда тихо, а тут будто и вовсе все вымерло. И вдруг чую — шум, треск. Не иначе, как шатун. Подхватил винтовку, жду. А из-за деревьев вываливаются двое.

«Стой! — кричу. — Не подходи! Кто такие?»

А они на винтовку и не глядят, прямо к костру, чуть не в огонь лезут. Жутко мне стало, страсть! Не иначе, думаю, как варначьё — беглые с каторги. Навалятся сейчас, пристукнут — и весь разговор. А по виду они и есть: одежонка никудышная, драная, заросшие оба, лохматые, одни глаза только и видать… Усы да бороды в сосульках, руки крючьями торчат — видать, вовсе прозябли.

Один, который поменьше, увидел, что я винтовку наготове держу, улыбнулся через силу и как-то не совсем по-нашему говорит:

«Вы, — говорит, — не бойтесь. Зачем бояться? Мы вас резать не будем. Как думаешь, товарищ Сергей, не будем?»

Тот мычит, с усов сосульки обрывает.

«А я не боюсь, — говорю. — Я и сам зарезать могу, в случае чего».

Это я уж так, для храбрости сказал, чтобы их попугать, а себя подбодрить, потому как сам-то здорово опасался.

«Правильно! — отвечает меньшой и смеется. — Только нас резать выгоды нет. Ничем не разживешься…»

«Ты и в самом деле, — говорит второй, — брось ружье-то. Мы безоружные, у нас на двоих только ножик перочинный и есть. Мы вот отогреемся и дальше пойдем».

«Куда ж вас в такую стужу несет, — спрашиваю, — да еще с пустыми руками?»

Молчат, не отвечают ничего… Отогрелись они, и я к ним пригляделся. Тот, который поменьше, черноватый, глаза горячие, сам быстрый такой, по всему видать — не русский, и имя у него — Сандро. А второй, Сергей, русоволосый, телом крупный и вроде рабочий человек, мастеровой, что ли. Он сильнее и годами не моложе, а во всем слушается меньшого, как старшего.

Замерзли они вкрай и, видать, голодные: щеки втянуло, одна кожа да кости. У меня кабарожья нога оставалась. Нарезал я мяса, положил в котелок. «Вот, — говорю, — сварится — ешьте». Они ничего, благодарят, расспрашивают о житье-бытье, особенно Сандро. Ну, мне таиться нечего: я весь тут. Рассказал им про свое житье, как от людской жадности пострадал и в тайгу сбежал.

«Вот, — говорит Сандро, — типичный случай грабежа под видом торговли в национальных окраинах… Ну, и как же вы с тех пор, разбогатели?»

А какое мое богатство? От своего скупщика убежал — к другому попал. Все равно так на так получилось.

Поели они, расспрашивают, как дальше итти, есть ли там где люди. И видно по всему, что их больше интересует, как бы так пройти, чтобы не то что до деревни добраться, а подальше ее обойти. У меня моя опаска и вовсе пропала, потому хоть и непонятно, кто такие, а вроде зла не замышляют.

«Куда вы, — говорю, — ночью пойдете? Ночуйте уж тут, меня опасаться нечего».

«Мы-то рады, — смеется Сандро, — но ведь вы нас опасаетесь».

«Да нет, — говорю, — ничего. Только одно мне непонятно: что вы за люди такие и как сюда попали?»

Переглянулись они.

«Ну что ж, — говорит Сандро, — так как вы, видать, свой человек, то мы таиться не будем… Мы социал-демократы, большевики. Слыхали про таких?»

А чего я в те поры слыхал? Я и грамоты-то не знал, не то что. Так и жил, вроде пень, только с глазами.

Начал он мне тогда рассказывать все как есть: про купцов, про чиновников и царя, как они тянут жилы из народа и как этот народ поднимается на борьбу, а впереди всех в той борьбе идут большевики, как тех большевиков преследуют, гноят по ссылкам и тюрьмам, а они, ни на что не глядя, держат свою линию на освобождение трудящихся. Вот и они были отправлены в ссылку, под строгий надзор, а все-таки бежали, теперь тайком пробираются в Россию, чтобы продолжать борьбу. Встретить их должны были надежные товарищи, одеть и переправить куда следует, да, видно, Сандро и Сергей сбились с пути, вот и пробираются теперь как есть — безоружные и без всякого припасу.

Долго он мне рассказывал, и каждое его слово так прямо в сердце и ложилось. Они уже заснули, а я все с боку на бок ворочаюсь, думаю об этих людях, на какую силищу они замахиваются и через какие терзания идут, чтобы добиться правды.

Утром сварил я остаток мяса, поели; они собрались, и я поднялся.