— Через пять минут я к вашим услугам, — отозвался штурман. — Только перепишу начисто результаты полуденных наблюдений и отмечу место корабля на карте.
Оба стали ждать его возле поручней правого борта, и спустя некоторое время Стивен произнес:
— Если бы была хотя бы травинка или овечка, то можно было назвать эту сцену пасторалью…
Он выдохнул клуб дыма, который поплыл к носу, поскольку ветерок по-прежнему дул с кормы. Бесчисленное количество рубах, штанов, курток и головных платков, висевших на сложной системе линей, натянутых вдоль судна, наклонились к югу дружно, словно солдаты на параде. Не было никакого трепыхания — вещи сохли по-военному четко. Так же спокойно сидели их владельцы, расположившиеся в разных частях полубака и на шкафуте среди пушек. Эта часть дня отводилась на пошивку и починку одежды. Во всяком случае, новички смогли из отрезов парусины, которую им выдали утром, изготовить смену для жаркой погоды. Иглой орудовали не только рядовые матросы: один из юных гардемаринов, сидевший в проходе левого борта, Уильям Блакней, сын лорда Гаррона, учился штопать свои чулки под присмотром бородатого моряка, который прежде служил под началом его отца и теперь, естественно, выступал в качестве его дядьки. Будучи виртуозом иглы, он в свое время был удостоен чести латать адмиральские скатерти. Между тем Холлом, сидевший на трапе левого борта, показывал другому юнцу, как наилучшим образом пришить карман, потихоньку напевая при этом.
— Какой прекрасный голос у этого молодого человека, — заметил отец Мартин.
— В самом деле, — согласился Стивен, как следует прислушавшись. Действительно, голос звучал удивительно мелодично, совсем без фальши, и старая, всем надоевшая баллада звучала свежо и трогательно. Нагнувшись, доктор узнал певца. — Если он будет развивать свой голос, — стал размышлять он, — то матросы вскоре перестанут дразнить его Ионой.
Первое время Холлом ел жадно, как волк, и стал быстро поправляться. Он уже не выглядел неправдоподобно старой для помощника штурмана мумией. Его даже можно было бы назвать пригожим, если закрыть глаза на отсутствие в нем особой, свойственной морякам мужественности и решительности. Во всяком случае, нищета и невезение больше не лезли из него, как солома из прорех огородного пугала. Он получил аванс, которого оказалось достаточно для того, чтобы выкупить заложенный секстан и приобрести вполне приличный мундир. Поскольку в здешних широтах все носили парусиновые панталоны и куртки (офицеры надевали форму лишь при посещении капитанской каюты или несении вахты), он выглядел не хуже любого из них, поскольку мастерски владел иглой. Трапезовал он вместе с Уордом, добросовестным, спокойным, несколько бесцветным писарем Джека Обри, который много лет копил на залог с целью стать казначеем (это было его мечтой), и Хиггинсом, новым помощником Стивена. Он не выделялся особой сноровкой или энергией в дни лихорадочной подготовки к плаванию, но, с другой стороны, не сделал ничего такого, что заставило бы капитана пожалеть о том, что он взял его к себе.
«Море синее, прощай», — заканчивал Холлом куплет и шов.
— Смотри, — сказал он, обращаясь к юноше. — Когда заканчиваешь, пропусти нитку раз шесть, а затем сделай удавку. — Перерезав нитку, он протянул пареньку катушку и ножницы со словами: — Сбегай в каюту старшего канонира, верни все это миссис Хорнер и передай ей от меня привет и благодарность.
Стивен почувствовал, как кто-то толкает его в руку. Посмотрев вниз, он увидел, что это коза Аспазия, любимица младших офицеров, которая напомнила ему о своих правах.
— Хорошо, хорошо, — произнес он сердито, сделав последнюю затяжку. Погасив тлеющий конец сигары о кофель-нагель, обтер его и протянул окурок козе. Она неторопливо направилась в тень куриных клеток возле штурвала, с полузакрытыми глазами разжевывая на ходу табак, и пересекла дорогу спешившему на нос штурману.
— Прошу прощения за то, что заставил вас ждать, — произнес он. — Пришлось чинить перо.
— Ничего страшного, — ответили ему, и он стал продолжать: — Что касается этих старых финвалов, джентльмены, то их существует четыре главных вида. Рассказывать о них особенно нечего.
— Почему же, мистер Аллен? — неодобрительным тоном спросил отец Мартин: ему не понравилось, что столь крупная категория Божьих созданий оказалась отверженной.