На краю земли

Первые три дня Джек Обри старался изо всех сил сохранить, насколько можно, величину западного отшествия, используя ветер для того, чтобы добраться до шестидесятых широт. Моряки жестоко страдали от холода, а корабль — ото льда на палубе, деталях рангоута и такелаже. Паруса, залубеневшие от ледяных брызг, становились жесткими, как доски; тросы застревали в блоках. Фрегат продолжал идти все дальше на юг, несмотря на опасность рокового столкновения с айсбергом в ночное время. Он двигался на юг в надежде на перемену; но когда эта перемена наступила, то оказалось, что она к худшему. Западный ветер обрушился на них с немыслимой яростью, гигантские валы, мчавшиеся на восток, росли на глазах. Их разделенные серо-зелеными ложбинами вершины, с которых ветер срывал гребни, находились на расстоянии в четверть мили друг от друга. Фрегату ничего не оставалось, как лечь в дрейф. Но наступил такой день, когда вся поверхность моря — и высокие, как горы, волны, и ложбины между ними — превратилась в месиво воздуха и воды; и корабль погнало под косым фор-марселем в сторону от нужного курса. Каждый час этой кошмарной гонки означал целый день трудоемкого лавирования против ветра с тем, чтобы вернуть утраченные позиции. Хотя «Сюрпризу» и большинству его моряков были не в диковинку гигантские волны высоких южных широт — зловещих сороковых и еще более жестоких пятидесятых, — они не привыкли к тому, чтобы продвигаться или пытаться продвигаться им навстречу. Волны были настолько велики, что фрегат, шедший к ним носом, вел себя как ялик. Имея длину в сорок ярдов, он не мог уместиться между валами и двигался, отчаянно раскачиваясь во все стороны, съезжал с них, словно детские салазки с горы.

Доктор Мэтьюрин едва не погиб. Он собирался спуститься вниз (правда, неохотно, поскольку вокруг судна он насчитал не менее семи альбатросов), но тут заметил, что боцманский кот умывается на второй ступени трапа. Убедившись со временем, что его никто не собирается морить голодом, обижать или швырять за борт, он перестал заискивать и ласкаться. Бросив на доктора дерзкий взгляд, кот продолжал умываться.

— Это самый наглый из всех когда-либо виденных мной котов, — сердито произнес Стивен, перешагивая через него. Кот прыгнул в сторону, и в этот момент «Сюрприз» врезался в зеленую водяную гору. Бушприт фрегата задрался ввысь, и доктора, потерявшего равновесие, швырнуло вперед. К несчастью, палубная решетка была снята, и он с большой высоты упал на груду угля, который намеревались поднять с помощью горденя, чтобы использовать для подвесных камельков.

Кости доктора остались целы, но он получил множество ушибов и ссадин. Все это было очень некстати. В тот же вечер, в период затишья между двумя штормами, которые несли дождь с градом, бьющим как ружейная дробь, Джек Обри приказал убрать фор и грот-марсели. На палубе находились две вахты, которые работали с гитовами (снастями, стягивавшими «пузо» паруса) и шкотами обоих парусов. И тут гитовы и снасти почти одновременно порвались. Поскольку шкоты были наполовину подняты, то паруса тотчас разорвались по швам. Грот-марсель захлопал с такой силой, что брам-стеньга тотчас бы упала, если бы Моуэт, боцман, Бонден и Уорли — старшина марсовых с тремя помощниками — не поднялись на мачту, не спустили обледенелый рей и не отрезали парус вплотную к рифам. Уорли стоял на перте подветренного рея, но соскользнул и тотчас исчез в ужасных волнах. В это время фор-марсель разорвался в клочья, а грот наполнился ветром и стал со страшной силой хлестать по сторонам. Моряки, прилагая к этому все силы, зачастую по пояс в бурлящей воде, спустили рей в крайнее левое положение. Затем они спустили и фока-рей, после чего принялись привязывать к стрелам шлюпки, которые едва не оторвало. Все это время «Сюрприз» дрейфовал, неся одну лишь бизань. В конце концов морякам удалось выполнить работу, после чего они принялись латать и сплеснивать поврежденный такелаж. Покалечившихся товарищей они благополучно спустили в лазарет.

После того как на корабле был наведен хоть какой-то порядок, Джек Обри тоже спустился во владения доктора Мэтьюрина.

— Как Дженкинс? — спросил он.

— Сомневаюсь, что он выживет, — отозвался Стивен. — Вся грудная клетка раздавлена… А Роджерса, по-видимому, ждет ампутация. Что с вами? — спросил он, указывая на руку капитана, обмотанную платком.

— Ногти вырвало, только и всего. Заметил не сразу.