На краю земли

Со стороны ущелья вблизи Восточной бухты послышалась трескотня: это Говард, офицер морской пехоты, американские офицеры и группа матросов, отпущенных в увольнение, бродили с ружьями по острову и стреляли во все, что движется. Небольшая группа состояла из самых умелых матросов, у которых до сих пор, пожалуй, не было и свободного часа: от зари до зари они занимались срочным ремонтом корабля. Для большей части команды увольнение произошло по сигналу вчерашней вечерней пушки, а нынешним утром моряки разбивали лагерь. Палатка, служившая лазаретом, была самой просторной, в ней разместились и все тяжелые цинготные больные, и другие пациенты. После установки палаток эти же моряки доставляли на судно воду, дрова, сушеную рыбу и другие припасы. Помимо наблюдателей, размещенных на горе Сахарная Голова, с которой открывался прекрасный вид на Тихий океан, на острове могло находиться еще десятка два человек, однако времени было в обрез. Всем следовало вернуться до окончания дневной вахты, после чего Джек собирался, воспользовавшись незначительным приливом, сняться с якоря, покинуть защищенный рейд и, поскольку ветер постоянно дул от зюйд-зюйд-оста, на всех парусах идти к Галапагосским островам. На острове Хуан-Фернандес «Норфолк» они не обнаружили, что, пожалуй, было кстати, поскольку многим матросам «Сюрприза» было не до драки — их и так ветром шатало. Не удалось найти и следов пребывания фрегата. Правда, большого значения это не имело, поскольку американец вполне смог заправиться водой на острове Мас-а-Фуэра, в сотне миль западнее, или зайти в Вальпараисо, где он намеревался заняться ремонтом. Итак, «Норфолк» пока не обнаружили; а усталый «Сюрприз» двигался очень медленно, и Джек был вынужден надолго задержаться на острове, чтобы подлечить больных и подремонтировать корабль. Несмотря на это, он испытывал удовлетворение. Очевидная задача «Норфолка» (если, конечно, он вырвался из штормовых южных широт, преодолев западные ветра) заключалась в том, чтобы постоянно прочесывать побережья Чили и Перу, ложась в дрейф ночью и рыская в поисках английских китобойных шхун днем. Поэтому, куда бы он ни направлялся — на Галапагосские острова или же в район китобойного промысла, — от Джека ему никуда не деться.

Для удовлетворения были у него и другие причины: хотя на судне вряд ли оставался лишний кусок парусины и десятицентовый гвоздь, оно снова было в полной готовности и без малейшей течи; на борту хватало пресной воды, топлива, сушеной рыбы и соленой тюленины, а все больные вернулись в строй. Похоронили только двух человек; это случилось в море у берегов острова Диего-Рамирес. Всем пошли на пользу овощи, свежее мясо, теплый климат и прочие блага жизни после свирепых ветров, сырости и постоянной стужи шестидесятых широт. Но нет худа без добра — после всех испытаний команда наконец превратилась в единое целое, тяжкий переход выковал настоящих моряков даже из самых ледащих матросов «Дефендера». Незаметно для себя они нашли общий язык со старожилами «Сюрприза» — прежние различия и враждебность исчезли. Матросы стали не столько более умелыми, сколько более дисциплинированными: после Южной Атлантики телесных наказаний не случалось. Но в семье не без урода — ничуть не изменился придурковатый чревовещатель цирюльник Комптон, любитель почесать языком. Не вписывался в общую картину и старший канонир. Хотя прежде на «Дефендере» он не служил, но оставался для всех чужаком, пил по-черному и, похоже, медленно сходил с ума. Джек не раз видел толковых морских офицеров, которые пропадали ни за понюшку табака. Хотя капитан военного корабля был на своем борту царь и бог, он едва ли мог помешать моряку, имеющему офицерский патент, губить себя, если тот, как Хорнер, не нарушал Дисциплинарного устава. Этот мрачный, грубый тип был добросовестным служакой и никогда не отлынивал от своих обязанностей. И все-таки Джек его недолюбливал. Зато молодежь грела капитанскую душу. Джеку Обри редко доводилось видеть более дружных и жизнерадостных обитателей мичманской каюты. Он даже мог ими гордиться. Когда фрегат огибал мыс Горн, мичманы вели себя великолепно, хотя Бойл сломал себе три ребра, а Уильямсон отморозил два пальца на ноге и кончики ушей, а из-за цинги голова его стала голой, как яйцо. Теперь они резвились на острове Хуан-Фернандес, охотясь на коз со стаей крупных диких собак, которых им удалось в известной степени приручить. Джек Обри улыбался, но его радостные мысли оборвал мушкетный выстрел и голос Блекни, вахтенного мичмана.

— Осмелюсь доложить, сэр, Сахарная Голова сигналит. Думаю, они судно заметили.

Действительно, так оно и оказалось, но из-за бокового ветра было невозможно прочитать семафор с горы. Не дожидаясь, когда расстояние сократится, Джек Обри бросился на полубак и во всю мощь своей луженой глотки заорал сигнальщикам на Сахарной Голове:

— Это китобой?