На красный свет

Ребята смотрят на него с уважением. Вчетвером они отправляются в столовую.

— А глотку промочить чем найдется? — спрашивает Лешка.

— Ваське ехать, а мы можем компанию составить. — Цыгановатый достает из кармана бутылку спирта.

В столовой дымно, шумно, весело. Лешка соловеет от еды, от выпитого, от тепла.

Главное, от тепла. Какое все-таки добро — горячая печка с докрасна накаленной железной трубой! Приятная слабость разливается по членам. Лешка не помнит, как добрался до комнаты цыгановатого Матвея, рухнул на койку…

Трижды прибегала за Лешкой санитарка.

— Доктор приглашает вас обедать! — пропищала маленькая чернавка, стреляя черными глазками. — Доктор приглашает чай пить!

Лешка отказался.

— Как там с больной?

— Направила, все в порядке!

— Ну и слава богу, — с деланным равнодушием отозвался Лешка.

И вот наконец:

— Доктор велела готовить машину! — пропищала чернавка.

Ну, раз велела — будем готовить.

Только сутки пробыл в Аланоре, отоспаться не смог. Хотя спал почти все сутки. Ксению не видел, на ее зов не шел. Почему? Не смог бы ответить.

Какие-то сбивчивые мысли толпились в голове. Что-то вроде: «Где уж нам, простым водителям! Вы там своей медициной занимайтесь!» Что-то в таком духе, не очень вразумительное, но с оттенком горечи. Заслужила ли это Ксения? Вероятно, нет. Но ему было приятно чувствовать себя обиженным.

Стояло яркое солнечное утро. Уплыли туманы; прямые синеватые тени упали на снежные склоны от редких сосен.

Ксения вышла на крыльцо. Лешка дрогнул: такая измученная, словно на десять лет состарившаяся! Видно, нелегко ей пришлось. Может, отвоевала у гангрены ребенка? Как же это он не подумал о ней? Она не знала о его вылазке к махине. А он-то знал, что ей предстоит.

Лешка чувствовал себя виноватым.

Ксения неожиданно села впереди рядом с ним, забросив свой чемоданчик на заднее сиденье небрежным жестом, словно он уже не был ей нужен.

Снова трое в белых халатах с пышными словами благодарности провожали хирурга. На этот раз к ним присоединилась молодая женщина в теплом платке, из-под которого выбивались пряди неприбранных волос. Она не говорила ни слова, слезы текли у нее по щекам, и она не вытирала их.

— Послезавтра заберете дочку домой, — сказала ей Ксения.

Женщина и тут ничего не ответила, глядя мутными от слез глазами и словно не видя ничего, как слепая.

Машина тронулась.

— Стойте! — вдруг сказала Ксения. (Лешка посмотрел на нее удивленно.) — Мы поедем кружным путем. Незачем теперь рисковать. Не горит! — Тон Ксении был категоричен.

Лешка обомлел: значит?.. Значит, она знала о махине! И шла на риск. Но она не знала, что махина — не махина, а просто безобидный пласт снега, крепко схваченный корнями.

Он посмотрел на Ксению искоса:

— Можем ехать прямо.

— Почему?

Он начал было, но она прервала его:

— Я все видела. Как ты карабкался вверх… — Она не заметила, что перешла на «ты». — Я поняла, что ты хотел посмотреть, чем это грозит. И что ты решил рискнуть. Но не могла остановить тебя. Я не могла задерживаться. И я одобряла то, что ты решился на риск.

Теперь Лешка должен был все рассказать. Рассказать, зачем он полз наверх и что увидел. Нет, он не шел на риск. Он убедился в безопасности дороги. Как до́лжно водителю.

Когда они проезжали поворот, Лешка притормозил. Они вышли из машины и посмотрели туда, на вершину, где снежный пласт лежал уже не загадочной и грозной махиной, а просто как снежный пласт, удел которого по весне водой сбежать вниз.

В непогоду

1

Машина дала сигнал и ринулась на красный свет семафора. Сигналя, она круто повернула в переулок. Не успела остановиться, как обе дверцы распахнулись. На мостовую выпрыгнули врач и санитарка. Толпа на тротуаре раздалась. В ней прошелестело:

— «Скорая помощь»!

— Граждане, разойдитесь! Па-апрошу! — Милиционеры осаживали любопытных.

Приехавшие склонились над пострадавшими. Пока врач осматривал их, участковый тихо доложил, как было дело.

Молодой человек шел по краю тротуара, ведя за руку девочку лет трех. Неожиданно малышка вырвалась и оказалась на мостовой. Отец бросился за ребенком. Машина мчалась на него. И он прикрыл ребенка собой. Шофер затормозил, и машина не раздавила человека, но с силой отбросила его.

Вот они оба, ребенок и отец, лежат, распростертые на асфальте… Живы? Да, живы. Оба без сознания. У отца рассечена голова. Ребенок? Возможно, только сотрясение. Но для такой крошки… Да, случай тяжелый.

— Несите! — коротко приказал врач.

Санитарка и шофер осторожно вдвинули носилки в машину. Санитарка села сбоку носилок, врач — рядом с шофером. Машина развернулась и помчалась в обратном направлении.

Врач закурил и дал закурить шоферу. Они были ровесниками — обоим по тридцать.

— Как, Леонид Васильевич? — спросил шофер.

— Ребенок — ничего. С отцом хуже.

— Кости-то целы?

— Как будто. — Врач нервно затянулся и выбросил окурок в окно.

— Не докуриваешь, Леонид Васильевич?

— Да, все меньше отравы попадет в организм.

— Самообман, — сказал авторитетно шофер.