Прошло всего два дня после пьяной, странной, смертельной для Скиндера ночи, и команда обер-лейтенанта Аллофса снялась и в одночасье упорхнула из Дворца. Тело ефрейтора еще раньше забрали в особом гробу люди из следственного отдела кореличской жандармерии.
Навстречу двум эвакуирующимся мотоциклам Аллофса в горловину выемки с Порхневичами на дне Далибукской Пущи вошла целая колонна разнообразной техники. Больше всего было грузовиков с упакованным в брезент грузом. Грузовик с пехотой, броневик, три мотоцикла, две легковые машины — «хорьх» и «вандерер», — два вездехода на смешанном колесно-гусеничном ходу, машины радиосвязи и еще техника, назначения не сразу понятного.
Неторопливо миновала эта ползучая сила Сынковичи, пройдя краем строящегося аэродрома, потом проломилась, пугая до смерти население, через Лунно, Новосады и остановилась на территории Дворца. Но не вся: часть, состоявшая из одного «вандерера», одного грузовика с вооруженными людьми, бронетранспортера и грузовика, покрытого брезентом, проследовала дальше в Гуриновичи, где вся забота об их обустройстве пала на плечи Гапана. Он постарался отличиться; помимо того, что это входило в его обязанности, он с первого взгляда оценил, какие прибыли на этот раз германцы.
Во главе был ни много ни мало майор по фамилии Виммер, приземистый, с квадратной головой и длинным узким носом, рот широкий, выражение всей личности надменно внимательное. Если попал в полосу его зрения — тебе будто жернов положили на загривок.
Вся команда была совсем не как у Аллофса, — неторопливые, серьезные люди. Вилли и Зепп могли позудеть на губной гармошке, поскалить зубы, эти же двигались так, словно не интересовались окружающим вообще. На шее у каждого был шмайссер, на спине рюкзак. На ногах не сапоги, а массивные черные ботинки. Облачены они были в одинаковые коричневые бушлаты.
В тылу «школы» стена в стену было заколоченное помещение кабака — расколотили, пригнанные бабы торопливо вымели, протерли там все. Вдоль стен разлеглись походные койки на низких ножках, в углу были сложены выгруженные из грузовика большие ребристые емкости из светлого металла, похожие на канистры.
Мирон, Гунькевич и Касперович, посланные Гапаном для подмоги, были молчаливо, но однозначно изгнаны — не ваше тут дело. Стояли в сторонке, вдруг покличут. Обменивались тихими соображениями — да, это уж приехали так приехали. Зачем только?
Гапан сунулся было к майору, как же — гостеприимство, с хлебом с солью на полотенце, но его отставили, даже, кажется, не вполне понимая, кто он такой. Он желал довести до сведения, что у него накрывается стол, чем бог послал, но у сумрачных гостей уже, оказывается, была раздута полевая кухня, и на всю округу разносился запах горохового супа с копченостями.
Если первые немцы вызвали довольно оживленный интерес у населения, и интерес, надо сказать, не пугливый, то эти, вроде не прикладывая к тому усилий, держали селян на расстоянии. Без всякого специального предупреждения Гапана никто не стремился подойти и поглазеть.
Поставленный на часы у входа в «школу» Мирон стал свидетелем зрелища, которое его оторвало даже от непрерывных мутных дум о событиях той ночи. Он стоял, шмыгая простуженным носом и глядя в неопределенное место в низком, сером небе над деревенскими хатами, на сами темные хаты и на колодезный сруб, у которого неловко возились несколько старух. И тут в область его вялого внимания слева вплыли четыре бледных призрака — голые немцы, то есть абсолютно голые, прошли в направлении колодца, опасливо ступая босыми подошвами по укатанному, нечистому здесь снегу.
Три подслеповатые старухи у сруба не сразу обратили на них внимание. В сторону школы-комендатуры они старались не смотреть, одна вертела ворот, две другие шушукались.
Голые немцы возникли около них сразу в такой близости, что не последовало даже реакции отбежать или хотя бы отвернуться. Гансы подначивающе переговаривались и липко шлепали себя по бедрам ладонями. Лидер их, рыжий мосластый мужик, подхватил ведро у бабки, уже почти вытащившей его, грохоча цепью, повлек его на себя и облился, сладострастно рыча. Второй отбросил движением ноги коромысло одной из бабок, лежавшее на наполненных ведрах, и завладел одним из них. Старухи стояли окаменело и безропотно. Почти одновременно еще три ледяных водопада низверглись, разлетаясь белыми брызгами. Сопровождалось все бодрыми взревываниями, немецкими словечками, растирающими движениями не только груди и ягодиц, но и срама. После этого вся четверка скоренько, на мерзких цыпочках погарцевала к своим. Там получили полотенца и поощрительные шлепки по загривкам.
Старухи быстро-быстро разбегались от колодца, даже не наполнив по второму разу ведра.
Мирон сплюнул — и опять вернулся к мысленной возне с фактами той ночи. Кто убил Скиндера? Как его убили? Чем? Разумеется, немцы и не подумали поделиться с местными хоть какой-нибудь версией. Даже на толковую сплетню не набиралось материала.