На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного

Герасим. Прости их, Господи, грешников! Счастлив, кто в кабаке беду забыть может. Нам на Руси такое веселье, чтоб сходиться бы на жильниках кладбищенских и кликать по гробам умерших с великим воплем. (Подходит к окну.) Однак рассвет, тихо. Наконец я один, то могу делать свое дело тихое в надежде, что глас тихий сойдет во все люди, то и услышат. (Достает из гроба летопись.) Летописные эпистолии свои храню тайно во ветхом гробе с мощами, сиречь свою летопись в гроб пишу, во гроб святого чудотворца Еуфимия, да простится мне мой грех. Для дела святого допустимо пользоваться святыми мощами. Ведь и Василий Блаженный, чтоб знамением доказать свою правоту, ударил тростью по раке с мощами святого Варлаама, откуда огонь, да разбил икону Варваринскую, опоганенную чертом. (Садится с летописью на стул возле стольца.) Люблю я красоту дела письменного – чернильницу, киноварь, маленький ножик для подчистки неправильных мест и чинки перьев, песочницу, чтоб присыпать пером непросохшие чернила, а пуще всего – сидеть так на стульце, положив рукопись на колени, и писать тонкословием со словами приятными – «благочтение», «ликуют», «отрываться» да прочими. Однак повинен подавить сие и пользоваться иными словами: «яролюбив», «тяжкогневен», «ярость», «тяжкошумный», «зловолшебный пропойца, увы, крови, разумом зверовиден», ибо пишу летопись свою про мясоедного Ивана, льва, царя кровавого Ивана Васильевича Всея Руси, и про колесо злотекущего естества. Поставили его на царство, как огонь тяжкошумный и скверновластный. Земля уж не выносила злодейств царя Ивана-мучителя, испуская благостные вопли, тихо сама о беде плакала. (Некоторое время молча пишет.) Однак пособил Бог, царь отвращался еды и отринул, жестокое свое житье окончив. Давно писал сие, ныне уж оканчиваю написание многогрешною рукою своей. Еще одна последняя епистолия, и летопись окончена моя. (Пишет.) А писал сии книги не с единого списка, а с добрых разных правдочестных списков разных, также от летописей монастыря Чудова Каменного, и Павловского, и Корниловского писал, и с ветхого древнего перевода. Справить было не с чего, каких книг не добыл, то Бог простит. Писал сии истинные показания, на Бога надеясь. Прописывал, яко лежат здесь речи, и точки, и запятые. (Пишет.) Оканчиваю книгу сию с благодарностью Богу и молю читателя: просьба моя о снисхождении. Писал сию книгу и в дороге, и в поле, и в местах вовсе недобрых. Иной раз не было киновари, так заглавие писал теми же чернилами, что и текст. Также и вы, елико от священных, елико от мирских, вникнув в сию епистолию, написанную Бога ради, простите, не кляните, яко и сами вы от Бога, и человек требует прощения, понеже забвение и неразумение над всеми хвалятся. Радуется купец прикупом большим, и кормчий, в затишье пристав, и странник, в отечество свое пришед. Тако радуется и книжный писатель, дошедший до конца книги. Сия книга грешного чернеца, дьякона Герасима Новгородца, писана его скверною рукою. Прости меня, Бог. Слава свершителю Богу! Аминь! (Оканчивает писать и ставит точку.).

Занавес

05.03.97

КОНЕЦ

Григорий Никифорович Летописец Горенштейн

Бурные события русской истории конца XVI – начала XVII века – консолидация власти Москвы над удельными княжествами, борьба за выход к морю, укрепление самодержавия, смена династии, самозванство и смута – многократно находили отражение в отечественной драматургии. Главные деятели той эпохи – царь Иван Грозный, его сын Федор Иоаннович, Борис Годунов, Малюта Скуратов и другие – побывали героями десятков самых различных пьес, от гениального пушкинского «Бориса Годунова» до сервильной «Ливонской войны» Ильи Сельвинского. Казалось бы, тема исчерпана; но драматург Фридрих Горенштейн нашел новый ракурс. Он написал «Драматические хроники времен Ивана IV Грозного».

Хроники сродни летописям – они призваны правдиво описывать исторические события и их участников, а не давать им эмоциональную оценку. Именно это попытался сделать Горенштейн на материале последних четырнадцати лет царствования Ивана. Сколько можно судить о замысле автора, его основной задачей было достоверно воспроизвести действительность XVI века, так чтобы читатель (и, особенно, зритель и слушатель – ведь речь идет о драматическом действии) погрузился в нее и смог самостоятельно выработать свое отношение к происходящему. И главным художественным средством писателя стал язык: действующие лица у Горенштейна говорят на языке, максимально приближенном к реальному русскому языку тех времен.