На крючке

Спустя несколько часов после того, когда я закрыла магазин и приготовилась к вечернему просмотру фильма в компании Джона, меня вдруг озаряет: Джеймс так ничего и не заказал. Едва заметная улыбка касается моих губ. При мысли о том, что, возможно, он все-таки пришел туда ради меня, в животе просыпаются бабочки.

И вроде бы это должно насторожить, но почему-то меня захлестывает только волнение.

Этой ночью, когда я засыпаю, мне снится голубая лазурь.

Мне снится Джеймс.

Глава 6

Джеймс

В подвале «ВР» раздается стук каблуков. Я улыбаюсь, вспоминая, как Ру настаивал на бетонной поверхности и категорически отказывался выкладывать пол плиткой. Но я был неумолим. Бетон пористый, его труднее мыть. В конце концов Ру остался мне благодарен, особенно когда понял, что цементная темница в подвале бара выглядела бы гораздо более подозрительно в глазах федералов.

Которые каждые несколько лет пытаются что-то разнюхать.

К тому же в последнее время Ру стал небрежен: стреляет в людей средь бела дня и рассчитывает на отсутствие ответного удара.

Будь на его месте кто-то другой, он бы уже сдох и сгнил – в конце концов, единственный способ научиться на ошибках – это пережить последствия. Но это Руфус. И если Ру – песок, то я – волна, смывающая следы.

Поэтому я все уладил, и теперь на нас работают федералы, которые следят не только за нашими конкурентами, но и за тем, чтобы на столах копов не появлялись бумаги с нашими именами. Нам обеспечена полная свобода действий – во всяком случае до тех пор, пока карманы федералов набиты деньгами, а их семьи сыты.

«Пропащие мальчики» – как ласково называют нас газеты – по-прежнему на свободе.

Я уверен, что люди, далекие от преступного мира, совершенно не понимают, как такое возможно. Большинство американцев живут в иллюзии: они свято верят, что в мире царит справедливость, а стражи порядка, которые дали клятву, действительно защищают их и помогают.

Они, конечно, помогают. Мне.

И это лишь одна из многих причин, почему я так рад, что Питер Майклз вместе с дочерью сами явились в логово зверя. Питер – человек могущественный, однако здесь его имя бесполезно, а все его деньги – не более чем крашеная бумага.

В этом городе люди подчиняются мне.

Включая жалкое подобие человека, привязанного к металлическому стулу в центре комнаты. Того, кто думал, что сможет безнаказанно называть Венди Майклз сучкой. Я не терплю неуважения, особенно по отношению к женщине, которой я планирую обладать.

– Что ж, – я подхожу ближе, стуча каблуками по кафелю, – вот мы и встретились.

С ухмылкой я развожу руки в стороны.

Мужчина, чьи глаза округлились и покраснели от ужаса, пытается освободить руки от стяжек за спиной. Он что-то бормочет, но из-за скотча слова трудно расслышать.

С растущей улыбкой я наклоняюсь вперед:

– Прости, ты что-то сказал?

Я смотрю на близнецов, двух братьев-попрошаек, которые работают на меня с пятнадцати лет. Они абсолютно одинаковые, и я так часто их путал, что в итоге перестал обращаться к ним по именам.

– Вы поняли, что он сказал? – спрашиваю я.

– Нет, Крюк. Я ничего не расслышал, – отвечает один из них.

– Хм… – переведя взгляд на связанного мужчину, я прикладываю палец ко рту. – Из-за скотча тебя плохо слышно. Наверное, стоит его снять.

Близнец номер один кивает, подходит к мужчине и резким движением срывает скотч, оставляя на коже красные следы.

– Так-то лучше, – киваю я. – Так что ты хотел сказать?

– Пошел к черту, – выплевывает он, жмурясь.

С раздражением я смотрю на слюну, вылетевшую на пол из его мерзкого рта.

– Ты меня посылаешь? – я тыкаю в себя пальцем и, расстегивая пиджак, направляюсь к металлическому столу у стены. – Меня забавляет, когда люди не понимают, что их жизнь находится в опасности. И обычно на это есть две причины. Рассказать?

Его молчание я принимаю за согласие.

– Знаешь, это весьма интересная штука, – я беру черные кожаные перчатки и натягиваю их на пальцы, наслаждаясь приятными ощущениями. – Тут либо в гордости дело, либо в недостатке ума. И то, и другое – ужасно неподобающие черты.

Меня охватывает чувство предвкушения.

– Какой из этих двух вариантов твой?

Я поворачиваюсь, запускаю руку в карман и достаю оттуда крючковидный клинок. Раскрыв его и вложив между пальцами, я медленно иду к стулу и останавливаюсь прямо перед мужчиной. Тот молча следит за движением лезвия. Я подхожу ближе, и его руки, зажатые пластиковой стяжкой, начинают биться о металлическую спинку стула.

– Не знаешь? – я задираю голову. Я обхожу его сзади, царапая щеку кончиком лезвия. Моя рука в перчатке опускается ему на плечо. – А вот я знаю. Ты не умеешь думать. Ты даже не видишь, что оказался в опасности. Не чувствуешь угрозы. В противном случае, ты бы понял… что не стоит в моем присутствии хамить Венди Майклз.

– Слушай, я н-не знаю, кто ты, но если это из-за того случая в кофейне, то мне жаль, парень, – он заикается, голос становится высоким и напряженным.

– Вот она, потеря гордости, – я цыкаю. – Жаль только, что меня это не цепляет.