Я думаю о недавнем разговоре с Джоном, вспоминаю, как расслабились его плечи, когда он говорил о возможности учиться из дома. Я чувствую, как в груди зарождается гнев, растет и окутывает меня, словно дым. Единственная причина, по которой я переехала в этот город, – это желание находиться рядом с братом и стремление воссоединить разбитую семью. Отец обещал, что будет чаще бывать дома, что Блумсберг – идеальное место, где можно обосноваться, пустить корни и начать уже жить для родных.
А теперь он собирается выслать из дома единственного близкого мне человека. А меня оставить здесь. Работать в кофейне и жить в особняке. Одну. И ради чего?
– И когда ты собираешься ему рассказать? – крепко зажмурив глаза, я выдыхаю.
– Он будет дома еще неделю. Вернусь и расскажу.
– Пап, не сваливай это на мои плечи. Это твоя обязанность – сказать ему и объяснить причины.
Самое обидное, что я могу распинаться хоть до хрипоты, до боли в горле, но это вряд вернет его внимание. И с каждым днем его отсутствия, будь то очередная командировка или экскурсия, на которую нас не берут, он ускользает все дальше и дальше. Туда, куда не доберешься даже при огромном желании.
– Я тебя услышал, милая. Я поговорю с ним, когда вернусь. Прости за сорвавшийся ужин.
И на этом он бросает трубку.
Подавив приступ раздражения, я смотрю на каминную полку, куда я поставила нашу общую фотографию. Я искренне надеялась, что, глядя на нее, я буду вспоминать о лучших днях. И он тоже. На снимке я сижу у него на плечах, и мы оба улыбаемся до самых ушей. Интересно, в какой момент все изменилось? То ли это я изменилась и перестала быть той же наивной девочкой, то ли это отец воздвиг стену между нами после смерти мамы.
А может быть, люди никогда не меняются, а меняется лишь их восприятие.
Я кладу телефон на стол, но в эту же секунду раздается звук входящего сообщения. В сердце трепещет надежда, хотя головой я понимаю, что это не отец.
И, конечно же, это не он. Это Энджи.
Сердце замирает, а мысли тотчас устремляются к прекрасному незнакомцу, что пригласил меня на свидание, а потом исчез на несколько дней.
Будет ли он там?
Прикусив нижнюю губу, я набираю ответ:
Глава 8
– Питер Майклз ждет встречи.
Сердце екает в ту же секунду, когда имя этой персоны слетает с губ Ру.
– Я знаю, Руфус. Последнюю неделю ты только об этом и говоришь.
– Не умничай, – Ру вскидывает брови. – Это… как ты там говоришь? Неблаговидно.
Его попытка изобразить английский акцент вызывает улыбку, хотя, если честно, я уже и сам говорю не так чисто, как раньше. Годы сгладили разницу в произношении, и мой акцент превратился в странную смесь, не совсем британскую, но и далеко не американскую.
– Так в чем дело? – спрашиваю я.
– В том, что ты должен пойти со мной.
– Я что-то запамятовал: почему мне нельзя было пойти сразу? – вздохнув, я расстегиваю пиджак и сажусь за стол напротив него.
– Потому что ты запугиваешь людей, – тот щурит глаза.
Мои брови поднимаются к линии волос, и я указываю на себя пальцем:
– Я?
Ру усмехается.
– Не прикидывайся дурачком, сынок. Мы оба знаем, что ты… – он взмахивает рукой в мою сторону, – ну, что-то в тебе есть. И другим мужчинам, влиятельным мужчинам, такое не нравится.
– Ты влиятельный человек, но я тебе нравлюсь, – я сдерживаю улыбку.
Ру усмехается, перекатывая сигару между губами.
– Я вижу, что ты мне предан. Знаю, что работаешь на меня, – он пожимает плечами. – За себя я не переживаю. И за тебя тоже. У тебя в этом мире своя роль.
Я, может, и ценю его признание, но почему-то оно вызывает в груди неприятный спазм. Он думает, что осведомлен о моем предназначении в жизни, но на самом деле он не знает всей правды. Ру неизвестно, что мой отец переехал из Америки, когда ему было чуть меньше двадцати лет, и стал самым крупным бизнесменом в Англии. Что я родился в роскоши и до самой его смерти равнялся только на него. Ру не знает, что с момента гибели отца каждая секунда моей жизни посвящена мести человеку, ответственному за это событие.
Фантомная боль пронзает бок. В борьбе с желанием прикоснуться к зазубренному шраму на торсе я сжимаю кулаки и вижу, как белеют костяшки.
Кто-то приходит в этот мир с целью, а другие в нем же калечатся.
Я чувствую искру нежданной эмоции: странная боль тяжким грузом хочет опуститься на грудь. Я сжимаю зубы, пытаясь ее отогнать: время печали давно уже прошло. Теперь мной движет лишь жажда мести.
Пока я сижу в кресле, пламя, подогревающее ориентир всей моей жизни, облизывает меня соблазнительным теплом.
– И когда мы встречаемся?
– На следующей неделе, – с улыбкой отвечает мне Ру.
– Отлично. У меня есть планы на ближайшие несколько вечеров – было бы обидно, если бы они сорвались.
– Даже так?