На круги Хазра

Афик заметил черное пятнышко на ее щеке, в том месте, где когда-то была таких размеров бородавка, что в пору было ей имя дать.

«Надо же, как мадам следит за собой».

— Вагиф, ты мне обещал из этой… как ее? драхмы кулон сделать, — закокетничала она.

— Сделаю-сделаю, цепочку только старинную найти надо.

— Ну так найди. — И она вышла.

«А, так вот почему отец эту монету отдельно от других держал в ларце. Значит, Лейла-ханум на груди будет носить Антиоха». И как это часто бывает, если один зевнет, то и другому хочется, Афик решил, что и он вправе что-нибудь попросить у отца — например деньги.

— А что, художникам-оформителям уже денег не платят? — осведомился отец.

— Ну я же сейчас из-за ноги не могу работать. Я верну…

— Двадцать пять тебя устроят?

«Ну вот, он уже и торгуется».

Афик кивнул. А что делать. Если у Майкиной матери не продадутся книги, двадцать пять рублей на мелкие расходы тоже не так плохо.

Отец запустил руку поглубже в ларец, вытащил деньги, отсчитал… пятьдесят!

— Вернешь, когда ПТУ закончишь. После первой получки.

Сели опять на кухне. Включили свет — бра над столом.

Сначала отец спросил ее, что она будет пить, а потом, когда Лейла-ханум ответила, что ничего («ни сухенького», ни «крепенького») и ему уже больше тоже не советует, отец поцеловал ее в ту щеку, где когда-то, казалось, так крепко сидела бородавка, и сказал:

— Ты сегодня очень хорошенькая… то есть на все сто…

И возникла пауза. И прервал ее сам же отец. Рассказал Лейле-ханум, что Афик собирается уезжать в Москву.

— А я бы ни за что из Баку не уехала, — сказала она.

За окном было темно. Море сливалось с небом. Мигал маяк на острове Нарген…

Пора было уходить.

Во дворе Афик выкурил две сигареты подряд и только потом, сопротивляясь сильному ветру, пошел к автобусной остановке.