На круги своя

День прошел за разговорами с тещей, которая проявляла неиссякаемое внимание и доброжелательность, а вдобавок умела в любой момент перевести разговор на высокие материи, была преисполнена религиозным мистицизмом и во всем угадывала направляющую руку Провидения, что придавало ее мировоззрению оттенок терпимости, ибо в поступках человека она видела божественное предопределение.

Чтобы произвести впечатление любезного и обходительного человека, он время от времени пытался поддержать ее точку зрения и даже отыскал в своем прошлом предвестие того, что с ним происходит нынче.

— Да, — отвечала пожилая дама, — я ведь сразу сказала, что ждала тебя. Один из этих диких норвежцев должен был явиться, чтобы забрать у меня мою дочь. И уж можешь мне поверить, мой муж этому совсем не обрадовался; он вообще-то господин весьма деспотичный, но в глубине души очень добрый. Тебе еще не миновать раздоров с ним, но все это скоро кончится, главное, чтоб ты ему не перечил. Какая удача, что твоя жена не приехала вместе с тобой, потому что с ней он тоже захочет разобраться…

— Тоже?

— Ну, я не хотела тебя пугать, пойми меня правильно. Все рано или поздно будет хорошо, ему надо только сперва отбушевать.

— Значит, бушевать он все равно будет, так ли, эдак ли, но я не понимаю почему. Я ведь действовал с самыми добрыми намерениями, а непредвиденные неудачи могут произойти с каждым человеком.

— Ничего, все образуется!

Тем временем настал вечер, и он прошел в отведенную ему комнату. Окна из этой комнаты выходили на три стороны, штор на окнах не было, а гардины, которые здесь висели, нельзя было задернуть. У него возникло такое чувство, будто он находится под надзором или сидит в карантине. А улегшись в постель, он увидел перед собой бюст тестя. Лицо у тестя отнюдь не было приятным, скорее даже наоборот, а в свете, падавшем снизу, оно принимало разные выражения, одно другого отвратительнее.

А завтра мне устроит головомойку этот чужой человек, которого я никогда до сих пор не видел, меня будут чехвостить, словно школьника, только потому, что в жизни мне не всегда везло. Ну и ладно, неприятностью больше, неприятностью меньше!

* * *

На другое утро он проснулся с ясным ощущением, что находится в той самой змеиной пасти, куда заманил его сатана. Причем нет ни малейшей возможности спастись бегством, вот почему он остался здесь, чтобы оглядеться вокруг и немножко поботанизировать. Преисполнившись легкомысленного поэтического настроения, он начал размышлять о своем нелегком положении… Получится сцена, которой ни у кого раньше не было. Это моя сцена, пусть даже от нее становится больно.

Настал полдень, но за обеденным столом было невесело, ибо место отца семейства зияло зловещей пустотой.

После обеда он поднялся к себе, чтобы привести в порядок нервы, и почти сразу же ему доложили о прибытии господина статского советника.

Он спустился вниз, то улыбаясь, то испытывая озноб.

На веранде стоял мужчина с виду лет сорока, одетый по-молодому, с живыми молодыми глазами.

Сначала он не понял, какое впечатление произвел на тестя, но потом почувствовал, что впечатление самое положительное, поскольку тот уважительно с ним поздоровался, извинился за опоздание, наговорил всяких учтивостей касательно произведений зятя, предложил ему присесть и даже несколько раз обратился к нему на «вы». Затем тесть завел речь о политике — он явился прямиком из Фреденсборга, затем долго рассуждал о всякой всячине, с явным намерением понаблюдать в ходе разговора за своим зятем, который молча сидел и внимательно слушал. Далее он обратился к своей супруге, спросил, есть ли у нее чем попотчевать гостя, затем снова обернулся к нему и спросил, есть ли у него какие-нибудь пожелания.

Нимало не раздумывая, он встал со своего места, подошел к тестю и сказал:

— Да, у меня и в самом деле есть одно желание: мне хотелось бы, чтобы отец моей жены говорил мне «ты».

Тут что-то сверкнуло в глазах старика, он раскрыл свои объятия, и наш скептик почувствовал то же самое, что и при встрече с тещей, он почувствовал, что завязались родственные узы, незримые узы, он был искренне растроган и ощутил себя ребенком.

— Ты славный парень, — сказал тесть, — потому что я видел твои глаза.

И поцеловал его в щеку.

— Но, — продолжил он, — ты получил Марию и, как я слышал, понимаешь, что именно ты получил в ее лице. Пусть же все будет хорошо, и чтоб ты никогда не приходил ко мне жаловаться. Если ты не сумеешь ее исправить, тащи ее за собой как груз, и да будет, Господи, воля Твоя!

Затем пили кофе и разговаривали, как и положено между добрыми родственниками и старыми знакомыми. После чего тесть пожелал отправиться на рыбалку. Он переоделся и вышел на публику в белой легкой одежде из кашемира, благодаря чему выглядел еще моложе. Брюки, вероятно, в свое время были частью его придворного костюма, потому что на них еще оставались следы золотого канта, но выглядело это очень симпатично. Он угостил зятя сигарой, которую получил от принца.