Никто не видел, что гестаповцы делали с профессором в хате, только слышно было, как что-то грохотало там, будто шла борьба. Наконец из двери хаты выбежал запыхавшийся и разъяренный оберфюрер. Руки его были в крови. Глаза лихорадочно шарили вокруг, будто высматривали, чем бы добить профессора…
Вскоре и остальные гестаповцы выскочили из хаты, а за ними черными клубами ударил дым — из двери, из окон, из печной трубы…
И вдруг из окна полыхавшей хаты негромко, но отчетливо прозвучали слова проклятия Гитлеру.
Оберфюрер бешено рявкнул на своих подчиненных. Три жандарма схватили пустые ведра и куда-то побежали. Люди думали, что они сами испугались того, что совершили, и решили потушить пожар. Но вот жандармы вернулись с полными ведрами. Запахло бензином. Палачи облили хату, и яркое пламя охватило ее со всех сторон…
Над селом, над рекой, над лесом поднялся огромный огненный столб, высоко-высоко взметнувшийся в синеву осеннего неба…
Умолкли громы. Солнце разбило тучи. Снова спокойно и весело засверкала речка Ирпень. А над нею, на высоком берегу, на месте страшного пожарища, выросла могила, убранная цветами. К той могиле сходятся люди и склоняют перед нею головы как перед святыней. И сияют в обрамлении цветов слова:
И широко-широко за реки и моря разносится о нем слава — слава о мужестве и отваге, о величии человеческой души.