– Уходим, без проблем, – тотчас поднялся с вертящегося стула Тропинин. – Синий, – позвал он, проходя мимо Келлы. – За мной.
– Пошел ты, – лениво отвечал тот, явно никуда не собираясь идти.
Тогда Кей просто поднес к его глазам телефон и тотчас убрал, как только до Келлы дошло, кто на фото и в каком виде. Осознав, что он только что имел честь лицезреть, парень тотчас метнулся за другом, вышедшим прочь из студии и усевшимся на диван в комнате отдыха. Походил синеволосый ударник на голодного пса, перед носом которого помахали сахарной косточкой и убрали куда подальше.
– Это что было? Че за фото? Где взял? – навис он над беловолосым. – А еще есть?
– Не мельтеши, – поморщился Кей. – Сядь рядом, – и он похлопал широкой ладонью по дивану.
– Я тебе сейчас мурло разобью, – от всей души пообещал Келла. – Быстро и с подробностями рассказал мне, что за фотка! И покажи еще раз, – потребовал он, пытаясь отобрать телефон Кея. Тот, к тому времени понявший, что Демоница ему лишь показалась в обнаженном виде, а на самом деле одета в непонятно какие тряпки, создающие иллюзию почти полной наготы, уступать не собирался и, вытянув руку, убрал телефон подальше от барабанщика. Келла так просто никогда не сдавался. С грозным рыком он повалил Кея на диван, пытаясь дотянуться до вожделенного мобильника, а тот, естественно, стал отпихивать его свободной рукой.
– Лучше говори, скотина! – рычал синеволосый. – Урою же!
– Скажи «пожалуйста», – откровенно смеялся над ним Кей.
– Я тебе твое «пожалуйста» запихаю туда, откуда вынуть сложно будет! – все больше злился Келла. Очередная попытка выхватить телефон из рук Кея не увенчалась успехом. И он попытался заломить ему руку, злобно ругаясь. Солист НК сдаваться тоже не любил. И послал друга и коллегу крайне далеким и заковыристым маршрутом.
– Отпусти руку, – прошипел Кей, чувствуя боль.
– Я тебя сейчас сделаю, детка! – в азарте выкрикнул Келла, видя, что выигрывает.
В этот момент открылась дверь, и в комнату отдыха вплыли Андрей Коварин и крупный мужчина с лопатой-бородой и тату-рукавами. Это был не кто иной, как известный немецкий музыкальный критик, имеющий немалый вес в международной музыкальной среде. Коварин не без труда и не без помощи человека, который приложил руку к созданию и раскрутке «На краю», уговорил этого критика на написание статьи о группе в популярном музыкальном журнале и привез для знакомства с парнями прямо в студию.
Сцена, которую узрели Коварин и герр Фишер, больше напоминала романтическую, нежели соперническо-дружескую. Ударник восседал на вокалисте, захватив того в железные медвежьи объятия и явно желая стать тому кем-то более близким, нежели просто товарищ по команде. Кей же глядел Келле прямо в глаза, зачем-то вытянув одну руку перед собой.
Журналист про себя решил, что от удовольствия.
Увидев сие, оба мужчины затормозили и удивленно взглянули на молодых людей.
– Сверху – Келла, ударник, снизу Кей – вокалист, – ровным голосом произнес Андрей на английском, который усиленно подтягивал последние года два – для расширения, как сам говорил, бизнеса на Западе. Кстати говоря, и своих ребяток, как он ласково называл музыкантов, заставлял делать то же. – Вы что творите, – почти не размыкая зубы, проговорил взбешенный, но сохраняющий ледяное спокойствие Коварин уже на родном языке. – Быстро встали.
– Он мне телефон не отдает, – отрывисто сообщил Келла, с трудом удерживая Кея. – Хеллоу! – весело поздоровался он между делом с немцем. – Ты, мразь белобрысая, – обласкал он Кея по полной без перехода, – быстро отдал свой драный тел!
– Здравствуйте, прошу простить, мы немного заняты, – более вежливо и официально проговорил из-под него Кей, которому стало дико смешно. Видя, как бледнеет, а после краснеет Коварин, он едва не засмеялся в голос. Руки у Кея ослабли, и он уронил телефон за диван.
– Фак! Я тебя прикончу! – заорал Келла, видя, что все пропало. – Специально же! – схватил он Антона за ворот. Тот все обиднее смеялся.
– Это просто они… играют, – спешно объяснял Андрей тем временем гостю.
– Нет-нет, не стоит объяснять, – замахал вдруг руками брутальный немец, с каким-то возрастающим интересом наблюдая за парнями. – Я все понимаю! Я толерантный человек, – гордо заявил он и постучал кулаком в грудь. – И я пишу только о музыке, а не о предпочтениях музыкантов. Это их жизнь, это их любовь!
И к недоумению всех трех герр Фишер послал до сих пор возлежащим друг на друге музыкантам воздушный поцелуй.
Выглядело это, мягко говоря, странно.
Коварин выдавил кислейшую из улыбок и подумал, что, может быть, зря так хотел заполучить статью именно этого человека. Впрочем, он быстро – как и всегда – взял себя в руки. Работа есть работа. Не стоит смешивать ее с личными предпочтениями.
– Чего за муть? Чего он гонит? – не понял Келла, у которого с английским были некоторые проблемы.