Читаем На крыльях мужества полностью

А этот случай запомнился надолго. Отштурмовав северо-восточнее Прохоровки скопление живой силы и техники противника, потянулись домой. И вдруг на нас свалилась свора "мессершмиттов". Моментально перестроились в круг, замкнули кольцо, охраняя от ударов хвосты. Спереди же "мессеры" нас боялись, как черт ладана.

- Огонь, стрелки! - полетела в эфир команда ведущего.

Мой стрелок Смирнов, ссутулившись, дробными очередями прикрывает заднюю полусферу.

- Давай, товарищ Березин! - приговаривает Сергей, прильнув к пулемету, и от этого становится спокойно на душе. Молодцом держится!

Делаем один круг, другой, третий. Перед глазами мелькают красные, оранжевые жгуты трасс.

Руки сжимают штурвал, наливаются синевой. Сохнет во рту...

Кто-то из наших горит. Вот и "мессер", словно подпрыгнув, вывалился из боевого порядка.

Выполнив задание, снижаюсь и на бреющем полете ухожу на юго-восток в направлении своего аэродрома. И здесь-то и напоролся на пару "худых". У одного намалеван пиковый туз на борту. Они, описав крутую дугу, пристроились к моему "илу", зажав в клещи. Конец! Вот сейчас чуть отпустят, шарахнут из всех установок - и крышка!

Смотрю на фонарь левого "сто девятого". Пилот молодой, в желтом кожаном шлеме, смеется, скалит зубы. Справа несется матерый волк, угрюмый, злой. На лице видны шрамы. Он показал мне большой палец, повернул его вниз - мол, иди за нами на посадку.

Незамедлительно в ответ фашисту сконструировал комбинацию из трех пальцев и сунул в открытую форточку.

Мгновенно созрела мысль: нужно сделать какой-нибудь маневр, неожиданный, даже крайне рискованный, чтобы выйти из-под опеки незваных проводников.

Убавив газ, нырнул под молодого гитлеровца, когда он смотрел на меня. Воспользовавшись мгновенным замешательством своих поводырей, вскочил в спасительное дымное облако. Драгоценное время выиграно... Рванул машину в пике, выровнялся и пошел змейкой домой.

А с нашего аэродрома уже взлетали "яки", оставляя за собой бурунчики пыли. "Мессеры" взмыли и, набирая высоту, начали улепетывать. Даже помахали на прощание, собачьи души! Ну, думаю, отвязались. Захожу на посадку, а они тут как тут. "Земля" уже предупредила: "Фиалка", будь внимательнее, "худые" рыскают над аэродромом.

Не убирая шасси, дал полный газ, стал в вираж. Над головой пронеслись пушечные очереди. Опоздали, "тузы". Наперерез им мчались наши истребители.

Сижу на нарах в землянке, рассказываю ребятам: вот влип в историю, хуже не придумаешь.

Те стали торопливо закуривать.

- Да...

- Вот ситуация.

- Значит, пристроились к тебе немцы и ручку подают - привет, мол, Ивану...

- А ты как новорожденный. Спеленали по рукам и ногам.

- И не стреляли? - допытывался Иван Голчин. - Вели как короля на бал.

- Не стреляли... Только пальчики показали.

- Они подумали, что заблудился, и любезно предложили свои услуги, подначивали шутники.

- Все. Отдыхайте, товарищи, - тихо приказал Евсюков. - Завтра тоже будет работа.

* * *

...Я еще не успел закрыть фонарь, как кто-то из техников крикнул:

- Передайте привет Харькову! А фрицам - ни дна ни покрышки!...

Да, мы летели в район Харькова, где противник сколотил крепкий аэроузел.

Делая ставку на хваленую "Цитадель", противник, однако, ни на минуту не забывал об обороне Харькова. Опоясал город противотанковыми рвами, дотами, траншеями, обширными минными полями, в глубине сосредоточил хорошо укрытую артиллерию.

К Харькову подошли на рассвете.

Город лежал в каменном прахе. Сквозь пелену сизого тумана размыто вырисовывался Дом промышленности. Он был полуразрушен. Вот одна из красивейших площадей города - площадь Дзержинского. Кольцо зданий исковеркано, над крышами гуляют пожары. Тяжело глядеть на эту удручающую картину. Смотрю вверх - нас сопровождают истребители Сергея Луганского.

Слышу его голос в наушниках и мысленно вижу плотно сжатые губы, тугие желваки на лице, сверлящий взгляд. Таков, должно быть, Сергей в бою. А в обычной жизни - симпатичный, какой-то есенинский русоволосый парень с доброй улыбкой.

- Сегодня понадежней прикрой, Сережа, - прошу так, на всякий случай, Луганского.

- А когда я тебя прикрывал ненадежно?

- Так вот и говорю: как всегда.

- Не сомневайся...

Винты режут с тонким звоном воздух. Вдруг как бы стали тише: в небе то там, то здесь вспыхнули жидкие белесые букеты разрывов. Проспали зенитчики! Но вскоре огонь стал плотнее. Вслед "ильюшиным" неслись розовые и зеленоватые бусинки, раскаленные строчки. Поздно! К тому же мы заранее знали об огневых точках обороны и обошли их. Что касается самолетов противника, то с аэродромов они подняться еще не успели.

Истребители негодуют - остались без работы, мы же потираем довольно руки - аэродромчик солидный. И "дичи" там скопилось порядком - "мессеры", "юнкерсы", "хейнкели". Истребители в одной стороне, бомбардировщики - в капонирах, под маскировочными сетками.

- Разомкнуться... Сектор газа до отказа... В атаку!

По команде ведущего штурмовики сплели своеобразный хоровод и свалились с воздушной кручи на вражеский аэродром.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное