На ладони ангела

Действительно, начинался экономический взлет, и он был гарантом здоровой, сильной и преуспевающей Италии. Полуостров, включая вечный Юг, который Касса Меццоджорно[38] с большим трудом вырвала из вековой нищеты, стоял на пути процветания. Даже если бы в людях умер дух 45-го года, испарившись вместе с трехпартийной системой, даже если бы правые захватили бы все посты и портфели, народ все равно бы считал людей у власти преданными гражданскому обществу или по меньшей мере честными, а институты Республики — вне подозрения. И считал вплоть того самого дела, которое раскрыли вскоре после нашего переезда в квартал Донна Олимпия. Если бы его случайно не отправили на повторное расследование, кто бы, черт возьми, вспомнил о Вильме Монтези, найденной мертвой годом раньше на пляже в Торваянике, в нескольких километрах к югу от Рима? Ведь несмотря на обнаруженные в ходе следствия странные обстоятельства, его сразу отправили в архив.

Ранним утром в субботу 11 апреля 1953 года рабочий, ехавший на велосипеде на свой завод, заметил на берегу моря неподвижно лежащее тело. Он спрятал свой велосипед в кустах у дороги, спустился на пляж и обнаружил труп полуобнаженной девушки. Она лежала на спине, закрыв одной рукой лицо. Ни чулок, ни туфель, ни юбки. Фортунато Беттини — так, весьма символично, звали этого рабочего, буквально сошедшего с экрана неореалистического фильма, и подкупавшего непосредственностью своих реакций бывшего участника Сопротивления, который бросился на помощь ближнему, не забыв принять меры предосторожности от воришек велосипедов — этот Фортунато Беттини, не теряя время на разглядывание трупа, как угорелый вскочил на велосипед, запомнил место по рекламному щиту зубной пасты «Колгейт» и помчался в ближайший комиссариат.

Я так подробно остановился на этой фигуре, преданной забвению сразу после его донесения, поскольку вне всяких сомнений спонтанность его свидетельских показаний, его непроизвольная прямолинейность, свежесть и открытость его искренней физиономии задали тон первому следствию, которое склонилось к версии банального несчастного случая и не поколебало тем самым доверия, которое внушало итальянцам их переродившееся благодаря победе над фашизмом общество.

Заблуждение, покоившееся на случайном стечении обстоятельств. Было известно, что за два дня до этого Вильма Монтези вышла из своего дома, расположенного на окраине города в ничем непримечательном мелкобуржуазном квартале на улице Гарильяно, где она жила в скромной квартирке со своими родителями и двумя братьями. Отец был столяром. Она сама работала помощницей портнихи. Немногим более двадцати лет. Темные волосы, интересная внешность, полненькая фигурка, она находилась в самом расцвете своей девичьей красоты, которая не могла остаться незамеченной, когда Вильма разглядывала витрины магазина на улице По, в котором на свои скромные средства белошвейки она купила кружевной платок и какую-то ленточку. Тем утром 9 апреля на ней была желтая шерстяная юбка в зеленый горошек, белая рубашка, телесного цвета чулки и пара черно-зеленых туфель. Куда она направлялась? Наверное, на пляж, поскольку она оставила дома свою золотую цепочку с изображением Мадонны, а также браслет, который ей подарил ее жених, курсант Анджело Джулиани, проходивший стажировку в полиции города Потенца.

Почему на море? Э! дело в том, что бедняжка страдала экземой на пятке и свято верила в лечебные свойства соленой воды. Она часто ездила на поезде в Остию. Было бы нелепо окружать ее смерть какими бы то ни было загадками. По всей вероятности, она заплыла слишком далеко, у нее свело ногу, либо она стала жертвой недомогания. Течение вынесло ее тело на пляж рядом с Торваяника. Смерть, лишенная всякой таинственности. Сколько таких утопленников выбросило море, сорвав с них одежду?

«В общем, — заявила журналистам синьора Монтези, которая по понятным причинам была подавлена случившимся и была избавлена от их нескромных вопросов, — что я могу еще вам сказать? Вильма была тихой, спокойной девушкой. Что же до мальчиков, то она не знала никого кроме своего жениха, которого встретила на танцах в субботу вечером в Пиччетти. Я была тогда с ней там. Она уходила с Анджело одна только два раза: один раз в кино, на «Бедных, но счастливых», а другой раз они ездили в Вилла Боргезе. В декабре они должны были пожениться. Она мне так доверяла, что письма ни одного не послала, чтобы не дать его мне прочитать».

Последнее свидетельство ее невинности: она не умела плавать. «Мы не настолько богаты, чтобы отправлять детей на воды!»