На ладони ангела

Феллини скользил по мраморному полу маслянистой походкой прелата, окуная взгляд своих карих восточных глаз в декольте секретарш, но стоило мне приоткрыть папку с ровными рядами цифр моей сметы, как он заткнул мне рот новым залпом статистики. Я выглядел как деревенский кюре, который приехал поведать епископу патетическую историю с матерью-одиночкой и был вежливо отпущен, захватив с собой, в качестве компенсации за дальнюю дорогу, безобидную ватиканскую сплетню.

— Угадай, кто пробил мне золотую пальмовую ветвь за «Дольче Виту» в Каннах? Держу пари, не угадаешь! Сименон, он был председателем жюри. Бельгиец! Это он протолкнул решение. Человек, который кушает мидии с жареной картошкой!

С этими словами Феллини вывел меня на лестничную клетку и похлопал по спине. Опершись на перила, он провожал меня до самого первого этажа звучным, ярким, детским смехом, который изливался за мной следом по широким ступенькам. «Ха! Ха! Мидии с жареной картошкой! Мидии с жареной картошкой!» Италия, возможно, ловко провела старушку Бельгию, выцедив у нее гораздо более приятный авантаж, нежели привычные рабочие места на рудниках для своих эмигрантов, но лично я 4 октября 1960 года оказался на улице делла Кроче без гроша в кармане и без единого метра пленки. По крайней мере я не мог, дабы снискать благосклонность продюсера, выделить в сценарии своим героям личный телефон, ведь у них не было даже водопровода и сортира с умывальником!

Мне хватило здравого смысла не заносить выверты Феллини в картотеку своих мягко говоря обид и неприятностей, которые снова посыпались на меня после оправдательного приговора в Милане. В преддверии той зимы меня поджидали три процесса: за мой второй роман, за инцидент на виа Панико и по делу в Анцио. Кроме этого, я едва не загремел по иску за клевету, который подал на меня мэр города Кутро в Калабрии.

Летом 59-го, миланский еженедельник «Суччессо» заказал мне пляжный репортаж по всему итальянскому побережью. Мои соотечественники открывали для себя прелести массового отдыха. Я описал то, что я увидел: грязные пляжи, громкая музыка в ресторанах, разрушение семейной морали под совместным воздействием солнца и купальников, банды teddy-boys[40], гордящихся своим американским названием, но сохранивших под своими куртками электрических расцветок мелкобуржуазное фашистское сердце. В Калабрии меня поразила убогость жизни, запущенность пляжей, уныние подростков и бремя запретов. В итоге я навлек на себя резкие нападки со стороны южной прессы («контрабандист от журналистики», «выродок нации», «наглый пустозвон») и упрек со стороны заместителя госсекретаря по туризму («развращенная психика», которая развлекается тем, что «обливает грязью единое и неделимое тело отчизны»). Нет никаких сомнений, однако, какой глубокой симпатией отдались во мне эти строчки о запустении и нищете провинции, процветавшей в V веке до Р.Х., но которую с тех пор так больше и не навестил (как Сицилию при арабском вторжении или Пулию — при норманнском) живительный ветер Истории.

12 ноября коммунистическая администрация калабрийского городка Кротоне вручила мне премию за мой второй роман. Всеобщее возмущение, от Таренте до Козенцы. Мэр Кутро, соседнего с Кротоне городка, оккупированного хунтой христиан-демократов, использовал этот момент, чтобы подать на меня в суд. Его доводы стоят того, чтобы процитировать их. «Можно подумать, что это описание цыганского табора, хотя речь идет об одном из самых чудесных городов Италии. Как и другие города, он хочет стать еще более красивым и процветающим, но как его очаровательные берега, нависшие над водами пролива, и свет его ослепительных улиц может навевать гнетущую тревогу, о которой так сокрушается П.? «Женщины африканского племени»: так П. пишет о благовоспитанных жительницах индустриального Таренте, в порту которого базируется наш военный флот и знаменитые судоверфи». «Репутация, честь, благородство достоинство доблестных жителей Кутро были открыто и грубо попраны. На желтых дюнах — очередное африканское сравнение, которым пользуется журналист — сотнями рассыпаны чистые, веселые, разноцветные домики Центра Реформ. Трудолюбивые обитатели Юга, Калабрии и Кутро, верные библейским заповедям, потом и кровью зарабатывают себе на хлеб, а не статьями, позорящими своих братьев».