На ладони ангела

Быть может, его, как и меня, тошнило от вида римской молодежи, которые отныне с трусливого согласия властей оккупировала квартал вокруг фонтана Треви, лестницу площади Испании, площадь Навоне, площадь Пантеона, площадь Фарнезе (усеянную по утрам использованными шприцами), Цветочный рынок и некогда такие красивые паперти Санта-Чечиле ин Трастевере и Санта-Марии. Оборванные, грязные, отупевшие, обколовшиеся парни и девушки, которые спали под открытым небом, завернувшись в одеяла, и которые, что меня особенно поразило, были уже неспособны на нежность, несмотря на шокирующую тесноту и близость. Они не знакомились друг с другом и просто хмуро глядели куда-то в пустоту, не замечая своего соседа. Это была не молчаливость, они словно потеряли дар речи и выходили из своего оцепенения только для того, чтобы, стрельнуть кусочек жвачки или пару затяжек, ворчливо промямлив при этом нечто невразумительное. Разумеется длинные патлы независимо от пола, хотя эта волосяная эмблема, некогда символ мужского протеста, служила теперь молодым людям просто прикрытием их нерадивости и нежелания идти к парикмахеру.

Самый прекрасный город в мире оказался в их руках! Впрочем было бы слишком много чести для них удостаивать их метафоры, заимствованной у бога войны. Так как если своими живописными хламидами и пестрыми заплатками на бриджах они и могли напомнить ландскнехтов Карла Пятого и наемников, разграбивших некогда Рим, то в глубине их потухших взоров не теплилось уже ровным счетом никакого желания делать что бы там ни было, хорошего или плохого.

Площадь Навоне, шесть часов вечера. Какой-то тип, прекрасный как Христос, с белоснежным лицом, впалыми щеками и недельной бородкой, попрошайничал, донимая праздных прохожих, которые вяло тянулись к арене и скапливались у развалов с восточными побрякушками и индийскими сари, не желая пропустить, как им казалось, историческое представление. «Сто лир, дашь мне сто лир?» — повторял парень охрипшим голосом. Под ногами всюду валялись листовки, украшенные пятиконечной звездой, под которой Красные Бригады, обличая рабскую сущность зарплаты, призывали к восстанию против всякой формы оплачиваемого труда. «Сто лир, дашь мне сто лир?» Устав смотреть, как революционная демагогия служит оправданием какому-то тунеядцу, я подождал, пока он поравняется со мной, и шепнул ему на ухо: «Я тебе в сто раз больше отвалю, если мы займемся любовью». И хоть бы малейшая искра желания блеснула в его глазах! Он испуганно отступил и заслонился единственным ругательством, которое промелькнуло в его заплывших мозгах: «Фашист вонючий!» Мне бы рассмеяться, но в тот день, после звонка Данило — «Мы назначили дату, знаешь, невозможно больше ждать, Аннамария на четвертом месяце», — я в ответ схватил его за грудки и вмазал ему по морде. По трусости он не стал даже защищаться, а просто взвыл, как полоумный, чем привлек к нам внимание зевак. Какая-то дамочка буржуазного вида, которая пришла побродить между спальных мешков и поглазеть на это зрелище, о котором она с возмущением расскажет вечером за семейным столом, узнала меня. «П.П.П.! — завизжала она. — Берегите детей!» Перед Сант'Аньезе собралась толпа. Никто не понимал, в чем дело, но всем не терпелось вставить слово. «Хватай его! Не дайте ему убежать! На этот раз не уйдет!» Наверно, они линчевали бы меня. «Дети! Берегите детей!» Вдруг кто-то, неся уже полную околесицу, закричал: «Разойдитесь! Они сейчас начнут стрелять!» Безотчетный страх перед пулями террористов рассеял толпу по всей площади. Оставшись один у церковной ограды, к которой меня прижали эти фурии, я вытер со лба ледяной пот. На этот раз я удачно отделался. Они разбежались, не оглядываясь, по глупости поверив, что из этой ястребиной свары мог выскочить убийца.

Либо дурь, либо уголовщина: получается, что для молодежи в моей стране оставалась только эта альтернатива? Новые теракты, новые жертвы. В Брешии — восемь убитых и девяносто четыре раненных после взрыва бомбы в урне на улице. Двенадцать убитых, сто пять раненных в скором поезде «Италикус», ехавшем из Рима и взорванном рядом с вокзалом в Болонье. За несколько дней, в преддверии весенних выборов, выстрелом в затылок на улице были убиты по очереди шесть активных членов компартии. Убийц снабдили оружием ультраправые. В своих статьях в «Коррьере делла Сера» я возложил ответственность за резню на все общество.